Официальный сайт журналиста и писателя Сергея Маркова.
Часть I. Глава III Версия в формате PDF Версия для печати Отправить на e-mail
06.11.2009
Оглавление
Часть I. Глава III
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Страница 7
Страница 8
Страница 9

 - Let’s dans? – пригласила вдруг Ульянова на танец американская старуха, вызвавшая у него ассоциации с продажей скелета, - в парике, жутковато оскалив искусственную челюсть и протягивая к нему фаланги пальцев на лучевых и локтевых костях, обтянутых гусиной кожей.
 - Иди, Миша, спляши русского, - улыбнулась А.П. – А то всё строит тебе наша гарна дивчина Оксанка в ресторане глазки… Покажи, на что способен.
   Вежливо, как мог, не произнеся ни слова, Михаил Александрович поблагодарил, но от танца отказался.
   Кто-то из интуристов раскурил под водочку сигару. Ульянов со сдерживаемым неудовольствием отвернулся от тяжёлого облака дыма.
 - Закурить вас никогда не тянет? – спросил я.
 - Не тянет… - повисла, как всегда вокруг этой темы, пауза. - С папиросами вот какая история была связана, - сказал он, чтобы паузу заполнить и потому что уходить было ещё рано, неудобно перед пригласившим и подошедшим к нам капитаном. – Если интересно, расскажу.
 - Расскажите, Михаил Александрович, сделайте милость, - склонил чинно голову  капитан.
 - Педагог наш Владимир Иванович Москвин, сын великого Ивана Михайловича Москвина, рассказывал. Приезжает в город знаменитый фокусник-иллюзионист. Заходит в табачную лавку. В то время, прежде чем купить табак или папиросы, их можно было попробовать. Иллюзионист попросил на пробу большие такие папиросы, назывались они «пушка». Берёт одну папиросу, тщательно разминает, зажигает спичку, пытается прикурить… Ни в какую! Берет вторую. То же самое. «Что же это, любезный, - обращается он к хозяину лавки, - у тебя за товар? Табак сырой, что ли?» И разламывает папиросу. А в ней – скрученная в трубочку ассигнация! Разламывает другую «пушку» - та же картина. Хозяин глаза вытаращил. И едва только покупатель ушёл, мгновенно закрыл лавку и стал лихорадочно ломать все подряд папиросы…
 - Это, Миш, ты к чему рассказал, что-то я не врубилась? – осведомилась А.П., когда капитан, отсмеявшись, удалился.
 - К тому, что хватит вам курить, дышать нечем. Пошли на свежий воздух.
   К курению он, выкуривавший некогда по две-три пачки в день, относился пристрастно, как многие бросившие. Однажды, обнаружив в столе дочери-старшеклассницы пачку сигарет, он купил папиросы «Беломор-канал», посадил Лену напротив себя и велел: «Кури!» Она отказалась, плакала… После этого не курила почти… месяц.
   В отношении спиртного – почти аналогично. Так что больше трех-четырех-пяти рюмок в компании непьющего Ульянова я себе позволял редко. А тут днём на солнце разболелась от малой дозы голова, захотелось добавить, тем более на халяву. Я незаметно приотстал, задержался в музыкальном салоне. Попросил официанта налить, притом не порцию грамм в двадцать с кучей льда, а по-нашему, по-русски, пусть небольшой (другой тары не было), но полный стаканчик. Опрокинул. Закусил последним огурцом. Ещё подставил. Выпил, вильнув кадыком. Подмигнул глядевшей с восхищением старухе-американке, которая приглашала Михаила Александровича на белый танец. Может, и я на что сгожусь, пошутил. Но она, видимо, моего английского юмора не поняла. Он миллионер, ответила вопросом на вопрос, - этот крепкий видный мужчина в клетчатом пиджаке, которого вы сопровождаете? Мульти, заверил я, в третий раз подставляя стаканчик официанту, дабы налил на посошок. Да, я сразу поняла: он ведь занимает самый дорогой люкс. Но на чём он мог сделать в Союзе свои деньги? Он чем-то напоминает нашего актера Марлона Брандо… Godfather, совершенно верно, ответил я, не придумав ничего остроумней, - русская мафия. Я так и знала, промолвила старуха, щёлкнув, как «Щелкунчик», и отвесив вставную челюсть. Я всегда говорила, что Россия ещё своё возьмет…
                                                       х                х                х
   В 21.30, строго по Программе дня, в музыкальном салоне под аккомпанемент ВИА «Одесситы» начались выборы Мисс «Круиз». Из шестнадцати девушек – француженок, бельгиек, немок, англичанок, итальянок, американок, японок, полек,  советских - выбрали четверых, а потом двоих финалисток: Марину, недавнюю выпускницу Московского института иностранных языков имени Мориса Тореза, направлявшуюся, как потом мы узнали, в Геную к мужу-итальянцу, и Анастасию, буфетчицу капитана. Подавляющим большинством голосов под гром аплодисментов победила Анастасия, чему капитан был рад, хотя виду в присутствии Аллы Петровны и Михаила Александровича Ульянова почти не показал.
 - Спортсменка, комсомолка, да ещё, оказывается, и красавица! – восклицал он довольно-таки от смущения глуповато, с распирающей изнутри гордостью за свой вкус.
   После конкурса я затянул Ульянова в ночной бар «Орион».
 - …И всё-таки, Михал Алексаныч, постарайтесь вспомнить первую настоящую трудность, с которой пришлось столкнуться в жизни? – продолжал я его пытать. – Было хоть что-нибудь?
 - Наверное, было что-то… Вот сейчас вспомнил. Война, 42-й год. Нас, ребятишек, привезли на Иртыш помогать, и мы спускали по балкам, грузили лес… Кто-то из моих товарищей что-то там не то сделал, не помню. Я его – матом! Учительница была рядом. И вот то, что она никак не среагировала, её молчаливое согласие с тем, что такое допустимо, когда так трудишься, запомнилось.
 - Этот ваш пример – как крохотная такая лакмусовая бумажка. Тогдашних сибирских морально-нравственных устоев. У нас в Москве, сколько себя помню, с детсада, -  матерились. Не говоря уж о дворах и подъездах, где распивали портвейн. И ничего.
 - Какой там портвейн!.. У нас усилия чрезмерные были мальчишек. Да и девчонок. Замечательную, мрачную историю мне как-то рассказал Петухов, директор завода «Динамо», с которым много лет дружил наш Театр Вахтангова. В какой-то период войны у него не осталось рабочих. Прислали марийских девчонок. А выпускал завод танки: умри, но план выдай. Девчонки варили, работали день и ночь, но и близко к плану не подбирались. Петухов сказал: прикую вас к этим танкам, но чтоб план был! И приковал. Научил-таки их работать, о чём весело нам и рассказывал. Вот такая была жизнь – каторжная.
 - Будете ещё что-нибудь, господа? – опахнула нас ресницами и тонкими французскими духами новоиспеченная Мисс «Круиз».
 - Поздравляем вас, Настенька, кока-колу, пожалуйста, - сказал Ульянов, мельком на буфетчицу капитана взглянув и отведя глаза, но тут же взгляд его, словно против воли притягиваемый, воротился – Настя улыбнулась ему столь просто и обворожительно, что мне захотелось вдруг исчезнуть и не видеть, как маршал Жуков, взявший Берлин, покраснеет, точно мальчишка.
 - Мне тоже, - сказал я.
 - Но вы джин-тоник обычно берёте, - возразила с очаровательно-предательской улыбкой Настя.
   Ульянов навёл теперь взгляд на меня: разница весовых категорий взгляда, которым удостоилась прелестная буфетчица, и этого, мне предназначенного, была примерно такой же, как у боксера в весе петуха - и тяжеловеса.
 - Нет, спасибо, мне колу, - ответил я, ссутулившись под тяжестью общения с тестем. И поспешил объяснить, когда Настасья удалилась: - Мы с Ленкой ничего сами бы не заказывали, просто она сказала, что за счёт капитана…
 - Так она сама сказала? – переспросил Ульянов.
 - Да, и только в этом баре.
 - Я уточню у капитана. Но в любом случае, ты понимаешь: не всё так просто.
 - Понимаю, Михал Алексаныч, не дурак! А то бы взял да и заказал коктейль дня «Уайт леди» за 13 франков. Да и много бы чего себе позволил… Но можно продолжать? – осведомился я после паузы, заполненной Настей, не обслуживавшей, а как бы  потчевавшей нас на правах хозяйки. Со шкодливого языка моего чуть не сорвался комплимент, но авторитет тестя пришпилил его в последний момент накрепко на самом кончике, завязшем между зубами. – Вот вы говорите: нет, не был, не имел, не герой, не помню, не участвовал… Будто анкету заполняете для выезда за рубеж. А первая любовь, к примеру, была у вас? Али тоже скажете, что ничего не было? В своё время ходили слухи о ваших романах с Юлией Борисовой, Нонной Мордюковой, Людмилой Зыкиной и чуть ли не с министром культуры Екатериной Алексеевной Фурцевой… Конечно, я понимаю, о каких известных актёрах слухов не ходило? Но всё же…
 - Но всё же – говорить об этом не стану. Вообще, по большому счёту художник должен быть загадкой. Его не должны знать как облупленного. Судьбу должно быть видно в картинах, в симфониях, в романах, на экране, на сцене. Мой дом, как говорят англичане, -  моя крепость. А первая любовь была. С одноклассницей Хильдой Удрас. Эстонкой.
 - Ну да, а с кем же ещё у вас могла быть любовь как не с эстонкой?
 - Почему?

Последнее обновление ( 18.11.2009 )
 
< Пред.   След. >
ГлавнаяБиографияТекстыФотоВидеоКонтактыСсылкиМой отец, поэт Алексей Марков