| Часть I. Глава III |
|
|
|
| 06.11.2009 | |||||||||||
Страница 4 из 9 - Миллионы бы получал? Говорили. Если бы да кабы, да во рту росли грибы, то был бы не рот, а целый огород… Мы в детстве так говорили. И почему огород?.. - Ну вот, Михал Алексаныч! – воскликнул я, проиграв. – Знаем мы вас, как вы плохо играете!.. Я у вас о Цезаре, Наполеоне, Ричарде, Степане Разине, Жукове спрашиваю – а вы мне о кабанчике, о каких-то грибах рассказываете. Ну а полёт мечты-то был в студенческие годы? - Был. Картошка с салом и крынка парного молока. А Наполеоном я не был. И Жуковым. Они одни в истории были, повтор невозможен. Я их сыграл. Придумал. Сочинил, если так понятней. Пытаться копировать, повторять – смешно и глупо. Надо предлагать своё видение. Скажем, Наполеон I, которого я играл у Эфроса на Малой Бронной, – это в основном любовная история, он, Наполеон Бонапарт, покоритель Европы, перед Жозефиной, перед бабой оказался бессилен. «В любви единственная победа – это бегство», - говорил он. Она была мудрее, умнее его. - Черпали из собственного опыта? - Такая у него была еще сентенция – я много о нём и его читал, когда работал над ролью: «Мужчина, допускающий, чтобы им помыкала женщина, - не мужчина и не женщина, а просто ничто». Кстати, заговорились мы с тобой, уже полпервого, Алла Петровна на обед ждёт! - Продолжим на «Русских блинах», с икрой и пятью видами водки? – уточнил я. - Ты видел, сколько стоят эти русские блины? - 50 франков, блин. -То-то же… х х х За обедом подали луковый суп. - В книгах читал, бывал в Париже, а луковый суп пробовать не доводилось, - признался Ульянов, разглядывая содержимое тарелки. – Думал, просто мелко порезанный лук в бульоне. - Правда что ли, думали, просто цыбуля? – колокольчиком рассмеялась официантка Оксана, будто услышала анекдот. – Якой, зелёный али рэпчатый? - Думал, молодой, зелёный. - Вам, Оксаночка, не влетит тут за наш язык? – спросила Алла Петровна. - Ой, влетит, вы правы! Предупреждали, гутарить тильки по-русски! - То-то и оно: гутарить. Луковый суп всем понравился, но слегка разочаровал. - Как многое из того, что касается Франции, - заметил Ульянов. - Окутанной легендами и литературой. Воображаемый суп всегда вкуснее всамделешного. Впрочем, этот тоже хорош, вкусный. После холодных и горячих закусок и лукового супа официантка с видимым удовольствием привезла на тележке котлеты по-киевски. - Наши, - сказала, выставляя тарелки на стол. – Осторожно, горячие! И картопля со сметанкой, свежими огирочками. - Огирчиками? – умилился Ульянов. - Огирочками, - поправила, расплываясь в абсолютно счастливой улыбке, официантка. - Кормите вы нас тут, Оксаночка, на убой, - отметила А.П., поймав, словно сачком бабочку, и раздавив взгляд Михаила Александровича, исподволь устремлённый на Оксану в форменном, обтягивающем, узковатом в груди платье. – А я-то похудеть хотела, - добавила как бы в пику пышной хохлушке, хотя прежде ни слова о похудании не было. - И я, - присоединилась Лена. - Куда ж вам ещё худеть? Я подумала, когда вас у нас в Кыеве бачила… ой, видела: высокая, а якая ж худенькая! - В Киеве? – переспросил Ульянов. - Вы вареники кушали на Крэщатике, я там рядом училась, у дядьки жила! - В огороде бузина, в Кыеве дядька, - сказал я, с ностальгией (загадочное чувство – ностальгия, её можно испытывать, кажется, даже в раю) вспоминая наше свадебное путешествие в Киев четыре года назад. …По приглашению журнала «Огонёк», где я работал, в СССР приехали корреспонденты кубинского иллюстрированного журнала-побратима «Боэмия». Сопровождать их и переводить поручили мне, недавно вернувшемуся с так называемой стажировки на Кубе (так называемой, потому как стажировались мы больше не в университетских аудиториях, не в библиотеках, что подразумевалось, а в барах и на пляжах с мулатками – язык мы подучили, но весьма специфический, пляжно-уличный). Вышло так, что эта поездка с кубинцами стала и нашим с Леной свадебным путешествием. Мы ехали в спальном вагоне поезда Москва - Киев ещё под впечатлением свадьбы. Свадьба у нас – во многом благодаря стараниям Ульянова – была такая, что не позавидовать мог бы разве что какой-нибудь принц Уэльский или сын султана. Начать с того, что крабов на свадебном столе было столько, сколько не могло и сниться членам европейских королевских фамилий! Накануне свадьбы, в мае, я был командирован «Огоньком» на Камчатку: собрать материал для очерков о вулканологах, пограничниках, рыбаках. Провожала меня Лена уже почти как жена, разве слезинок с крашеных ресниц не смахивала (когда за два месяца до этого мы подавали заявление в загс и я предупредил, что с другом Юрой Козловым собираюсь от Института океанологии в кругосветное плавание на полгода, она сказала: ничего, зато я буду знать, что ты у меня есть; в кругосветку меня КГБ не пустил). Авиаперелёт Москва - Петропавловск-на-Камчатке (билет стоил около 50 рублей, то есть по официальному курсу долларов 30), когда пересекаешь девять часовых поясов и летишь всё время над своей страной, СССР, Россией, над городами и сёлами, где живут соотечественники, советские люди, объединенные языком, «великим и могучим», великой историей, над заводами с мартеновскими печами и фабриками, колхозами и совхозами, в которых трудятся советские люди, над Северным Ледовитым океаном, воды которого бороздит крупнейший в мире атомный ледокол «Ленин», над тундрой и тайгой, - по эмоциональному, державному, патриотическому накалу, подъёму духа можно было бы поставить, думаю, на второе место после полёта советского космонавта. А у меня это совпало с предстоящей женитьбой на дочери одного из символов эпохи (которую позже почему-то окрестят застоем). Воспитанный на диссидентской подмётной литературе в семье диссидентствующего, но с русским уклоном, несогласного, точнее сказать, поэта, я никогда не заходился в экстазе от советского патриотизма, хипповал и в комсомол-то вступил в армии перед дембелем только потому, что на факультете журналистики МГУ, куда нацелился, дела абитуриентов - не комсомольцев даже не рассматривали. Но тут, за пару недель до породнения с членом ЦК КПСС, Героем Социалистического Труда, на высоте 10 000 метров над своей землёй меня вдруг проняло, переполнило, распёрло из нутра такое чувство гордости, причастности к огромной могутной империи, которую мир боится и уважает, что я в самолете при помощи хорошеньких стюардесс (они все были хорошенькими) напился вдрызг. «Женюсь, девчонки! – твердил я им в отсеке для бортпроводников. – На дочке Ульянова женюсь, девчонки!» - «Правда?!. Любимый актёр! Вот бы в театре хоть разок увидеть, но билеты не достать...» - щебетали они, а я их пощипывал снисходительно: «Говно вопрос, наливайте!..» Камчатка встретила ледяной изморосью, которую пригоршнями швырял в распухшее пунцовое лицо ветер с Атлантики. С похмелья я и вышел с рыбаками Петропавловского рыбсовхоза имени Ленина на малом рыболовецком сейнере в океан. Болтанка началась едва скрылся за бурыми волнами берег и продолжалась, то чуть отпуская, то резко, зубодробительно усиливаясь, все двое суток, что я приобщался к труду славных советских рыбаков Дальнего Востока. Тяжким предстал этот труд. Потом я написал рассказ «Морская болезнь», который отказались публиковать и в «Огоньке», и в «Юности» из-за «излишней натуралистичности и нецензурщины» - хотя в нём не было и трети правды жизни. В поисках трески, минтая, камбалы мы ходили на Авачинскую губу, на северо-восток Кроноцкого залива, на восток, выходили в открытый океан, где вообще бушевал шторм. Меня мутило, рвало, знобило, я выбирался, чуть ли не выползал из кубрика наверх, на палубу, там обдавало ледяной волной, что ненадолго отвлекало от спазм в желудке, но стоило выпить воды – всё усугублялось. «Вывернуло капитально, - констатировал вечером в кают-компании чиф (старпом) Василич. – Промывание по полной». Дракон (боцманюга) Мефодич предложил мне тёплой водки - ужасаясь, содрогаясь, превозмогая себя, я выпил и с изумлением минуту спустя осознал, что не понесло меня выворачивать наизнанку остатками желчи за борт, а, напротив, жизнь стала исподволь налаживаться, как в анекдоте. На пустой желудок я сразу и сильно опьянел. Захотелось есть. Кандей (повар) Жора налил мне борща, дед (стармех) Анатолич наложил полную тарелку жареной трески, дракон еще подлил, «ну, за неё, родимую! За тех, кто в море!.. |
|||||||||||
| Последнее обновление ( 18.11.2009 ) | |||||||||||
| < Пред. | След. > |
|---|