«...Ксюш, ну че ты как эта?.. – говорил Андрей в субботу вечером. – Пойдем, а?.. Посидим, потанцуем. Мужики записи клевые достали, пойдем?..»
«Не хочу».
« Ну почему? Мы же договорились».
«Не хочу – и все. Иди один. Голова болит».
«А завтра?»
«Завтра будет завтра», – ответила Ксения и закрыла перед ним дверь.

«...Ксюш, давай серьезно поговорим», – предлагал Андрей, заехав в обеденный перерыв в ресторан.
«О чем?»
«Ну, об этом... о наших отношениях...»
«Давай», – Ксения опускалась на стул, с улыбкой складывала перед собой руки.
«Я никак в толк взять не могу, – начинал Андрей. – То ты как... ну, вроде ничего ко мне, а потом вдруг... это...»
«Ты выпил?»
«Нет. Поговорить просто решил серьезно...»
«Пойдем сегодня в кино, а?»
«Пойдем».
«А поговорим потом как-нибудь, ладно?»

Через месяц уже держались тугие морозы. По утрам было глухо, мутно, но к полудню туманы рассасывались. Снег сухо блестел на солнце.
В субботу Ксения встретилась с Олегом на почтамте, где было шумно и тесно из-за мешков, ящиков, шуб. Олег был в той же нейлоновой куртке, синем свитере и потертых джинсах.
«Здравствуйте!» – он улыбнулся и неловко, слишком сильно пожал ей руку.
«Не холодно в курточке?»
«Да я так, бегом, из института в общежитие...»
«Вы в общежитие перебрались? То-то вас не видно. Подождите секундочку, хорошо?»
Ксения получила письмо «до востребования», все заклеенное яркими иностранными марками, отправила перевод, купила поздравительные открытки. Они вышли на улицу.
«Не скучно у нас?»
«Нет, ничего... Я, правда, немного другой работы ждал. Но ничего. Скоро диссертацию начну. Люди в институте интересные».
«А мне кажется, после Москвы здесь удавиться можно с тоски», – Ксения улыбнулась, потому что стекла очков у Олега запотели и он смешно мотал головой.
«Вы бывали в Москве?»
«Два раза».
«Понравилась?»
«Понравилась. Но я бы там жить не смогла».
«Почему? Почему?»
«Не знаю... – помолчав, ответила Ксения. – А может, и смогла бы. Никогда бы не подумала, что смогу жить в тайге. Но живу».
«Среднеярск все-таки не совсем тайга, – улыбнулся Олег. – Мне так ка-а-ца...»
«Это вам только ка-а-ца».
Зашли в книжный магазин, где у Ксении была знакомая продавщица. Ксении захотелось, чтобы кто-нибудь из знакомых увидел ее с Олегом. В тепле приятно пахло новыми книгами и тетрадями, конторским клеем. Ксения купила «День поэзии». Олег купил сборник повестей Куприна и несколько плакатов на стену. Поболтали с продавщицей – о погоде, о многосерийном фильме, который показывали по телевизору. Зашли в универмаг на площади. Потом Ксения поехала на такси к Наташе Саушкиной, а Олег, сжав кулаки и пальцы ног, побежал в общежитие; нос у него уже начинал белеть.

Ночью муж обругал Наташу, сломал дверь и ушел. Растрепанная, в несвежем халате, рваных чулках, Наташа смотрела «А ну-ка, девушки!» и растирала по щекам серые от туши слезы. Ксения успокаивала, говорила, что обойдется, не первый раз Толик уходит...
«У него кто-то есть, я знаю... – всхлипывала Наташа, выворачивая нижнюю губу. – А сам орет, что шлюха. Митьку, сказал, возьмет ...и цветной телевизор, который на мои деньги...»
«Не слушай ты его, Наташ, вернется, он ведь любит тебя...»

Домой Ксения вернулась поздно вечером. Она снимала комнату в четырехэтажном панельном доме, промерзающем зимой до внутренних стен и перекрытий; никакие обогреватели не спасали. Северная стена к утру покрывалась седой бугристой изморозью. В комнате стояли платяной шкаф, диван-кровать, кресло. За стеклом книжной полки, висящей над креслом, – Пушкин Кипренского и Высоцкий с гитарой. На полу две светлые оленьи шкуры. В углу, на облезлой тумбочке – громадная, коричнево-золотисто-розовая раковина, которую старший брат привез ей из Южной Америки.
Забравшись с ногами на диван и закутавшись в плед, она распечатала письмо от брата.
«Привет, Ксюха! Извини, что так долго тебе не писал. Как ты? Не перевелась еще в «Сайсары», как хотела прошлой осенью? Не болит ли горло? Мы уже третий день в Португалии, сижу в маленьком погребке в центре Лиссабона, идет дождь...»

...После уроков Ксения садилась в автобус и ехала в театр, где тетя работала заведующей литчастью. Заканчивалась утренняя репетиция, актеры спускались в буфет, возбужденно споря поставленными голосами о репликах и мизансценах, угощали ее шоколадками «Аленка». Потом театр затихал до вечера. В грим-уборной Ксения делала уроки. Она любила наизусть учить стихи. Мама всегда читала ей перед сном Пушкина, Тютчева, Блока...
И когда приехали врачи «скорой», прибежали соседи, а тетя с серым, как дверь, лицом стояла, опустив мокрые руки, Ксения смотрела, смотрела на маму, и казалось, мамины губы вот-вот шевельнутся: «Князь у синя моря ходит, с синя моря глаз не сводит; глядь – поверх текучих вод лебедь белая плывет...»