| Валаам |
|
|
|
| 04.11.2009 | ||||||||||||||||||
Страница 10 из 16 - Прошу прощения, - обратился ко мне средних лет худощавый мужичонка с виноватым видом (виноватым в нём казалось всё, от нетрезвого, но пытливого взгляда до осанки и даже чуть согнутых коленей и ступней носками внутрь). – Прошу прощения, - повторил он, улыбаясь виновато-вкрадчиво, - если помешал. Пишите? Вы не писатель? - Что, похож? Да нет, конечно… А вы - местный? - Я трудник. Был. Благочинный благополучно вытурил, - улыбался, пригибаясь, он. - Трудник? И над чем трудились? - Божию Матерь делал. - Делал? - Вы на пиво не дадите? Прям всего колотит. Я дал ему на пиво, он отошёл к ларьку, купил бутылку, сделал несколько глотков, вернулся уже менее виноватым. - Ох, спасибо вам. Но я не бомж какой, вы не подумайте. - Я и не думаю. Так как же Божию Матерь-то делал? - Реставратор я. Икон. Анатолием зовут. Из Питера. В монастыре у нас два года ждал благословения сюда, на Валаам поехать. Вот те крест – ни капли почти в рот не брал. А как приехал, тут такая благодать, до слёз прям! – десять дней и продержался только вместо трёх месяцев. - А что ж так? - Говорю же: благодать! Просыпаюсь утром, солнышко над озером, купола, колокола звонят, и днём, когда не работаю, всё гляжу, гляжу, и на закате, тут закаты сумасшедшие, а ночью, когда звёзды, так вообще!.. Одно слово - благодать! - В Питере ждут? - В Питере ничего у меня не осталось – жена с дочкой выгнали… Вот. Про жизнь свою просранную думаю здесь, думаю, ничего с собой поделать не могу и, знамо дело… - А где ж берёшь? Ведь в магазине ничего креплёного не продают. - Да я без водки. Благодатью пьян. А может, Святым Духом – говорят, бывает. - Редко, но бывает, - согласился я с трудником. - Уплываю завтра первым «Метеором», – сказал он обречённо, будто речь шла о последнем пароходе из Крыма в 1920-м. – Благочинный так и сказал: вот тебе, говорит, Бог, а вот, говорит, порог. Но я на благочинного зла не держу. Он прав. Да разве может такой, как я, к Божией Матери прикасаться?.. – неудалый трудник Анатолий затрясся, улыбаясь, в безмолвном плаче. 6. К самому отдалённому от монастыря – на десять с половиной километров - Ильинскому скиту мы лихо подлетели на катере, подаренном обители президентом В.В. Путиным. На острове шла стройка: стучали топоры и молотки, звенели пилы, слышались деловитые голоса трудников-строителей. От причала мы направились по тропинке через сосновый бор вглубь острова и вскоре вышли к большому терему, показавшемуся декорациями для съёмок картины по какой-то русской народной сказке. Но это был скит. Мы обошли вокруг, поднялись на колокольню, с благословения начальника позвонили в колокола, звон которых неспешно, как чайки и ещё какие-то большие белые птицы, разнёсся над островом, над янтарными раскидистыми соснами и островерхими тёмными елями. - Если есть благословение владыки, я согласен, - просто, без экивоков, ставших для меня уже привычными в монашеской среде, и прелюдий отозвался на мою просьбу об интервью иеромонах игумен Софроний. – Какими судьбами оказался здесь, в Ильинском скиту? Промыслом Божьим. На Валааме я четвёртый год. В монашестве с 1993 года. Начиналось моё монашество на Сахалине – так вышло, что Господь меня там использовал как миссионера: пришлось открывать, организовывать приходы, крестить население, в том числе деклассированное, а проще говоря, бичей – бывших интеллигентных человеком. Их после крушения Союза было много. Да и нынче. - А как сам пришёл к Богу, отец Софроний? - Искал смысл жизни. Обрёл православие и поиски оставил. - Коротко и ясно. Откуда родом? - Родился я в 1960 году в Сибири, на маленькой железнодорожной станции в Хакассии, в Саянах на юге Красноярского края. Был поздним ребёнком, то есть родился как бы через поколение: папе было 47, маме 42. Он работал машинистом, она – медсестрой. Потом они переехали на Кубань, в Кропоткин. Там я рос. Закончил школу. - И всё время искал смысл жизни? - Как только пришёл в осознанный возраст, - отвечал иеромонах, сухощавый, с измождено-восковым цветом лица и зубами, будто слегка тронутыми, но пощажёнными цингой. - Ну, может быть, класса с третьего начал задумываться: для чего человек живёт? - А был ли какой-либо конкретный, решающий толчок, позыв, озарение, «явление отроку»? Может быть, книга открыла глаза, музыка, картина, встреча с неординарным человеком? - И то, и другое, и третье было. Конечно, книга: православие я обрёл, познакомившись с Библией, с Евангелием. Но всё складывалось по кирпичику. - В юности чем-нибудь увлекался? - Строить любил. Плавать любил. Гимнастику. Бокс и вообще драться. Класса с девятого увлёкся бальными танцами. - В армии не служил? - В первый год, когда не поступил в институт, папа с мамой, уже пожилые, ходили в военкомат, и мне как единственному кормильцу дали отсрочку на год. Этот год я проработал на заводе. Потом поступил в медицинский институт, а в них военные кафедры, поэтому я уже не служил. Закончил лечебный факультет по специальности «хирургия». Работал по распределению хирургом в Красноярском крае, где иногда утром приходилось делать операции в одном месте, днём – километров за триста севернее, а к вечеру – чуть ли не пятьсот на восток. Порой сутками вылезал из вертолёта или гусеничного вездехода только для того, чтобы вырезать аппендицит, вправить вывих, наложить на перелом шину, сделать операцию на голове, на лёгких или ампутировать расплющенную по пьянке гусеницей трактора конечность. Или, например, принять роды – хирургу приходилось бывать и акушером-гинекологом, и эпидемиологом и… кем угодно. Потом три года я работал на Сахалине. К этому времени мои духовные поиски привели меня к вере: я крестился. - «Ну что тебе сказать про Сахалин?» - был в советские времена такой эстрадный шлягер. - «…на острове нормальная погода» - хорошо его помню. - Как там было, на Сахалине, молодому коллеге Антона Павловича Чехова? - По-разному. - Больных часто терял – во фронтовых почти условиях? - Условия на Сахалине в 90-х были иногда похуже фронтовых. То есть вообще ничего не было. Терял больных. У каждого врача есть своё кладбище. У хирурга, у анестезиолога это кладбище больше, чем у других. Потому что мы работаем с пограничными состояниями. Тем более что там, где мне приходилось работать, в маленьких больничках, хирургия в основном не плановая, как я уже сказал - экстренная. Всякое бывало. И вот, проработав восемь лет, я подал заявление об уходе и ушёл. Стал помогать, пономарить при приходе святой Блаженной Ксении. Небольшой был такой домик. Церковь тогда только поднималась с колен, желание было у людей большое. Переоборудовали обычный деревенский дом в храм. Там началась моя церковная жизнь – после того, как я покрестился в Абакане. - «Облака плывут в Абакан», как пел Александр Галич. Я прошу прощения, что-то меня здесь на советский песенный репертуар потянуло. - Да, там много лагерей. Сотни тысяч людей полегло. - Но не беспричинно же бросил медицину? - Поработав, пожив, достигнув возраста Иисуса Христа, я стал понимать, что люди болеют не просто так. Есть тому причины. И причины чаще всего духовные. Чтобы не болеть, нужно просто изменить свою жизнь в духовном плане. Перестать грешить, злоупотреблять пищей, питием, трудиться в поте лица, двигаться… В общем, вести здоровый образ жизни. - Мог бы, отец Софроний, и колонку монаха, например, вести в каком-нибудь модном глянцевом журнале о мужском здоровье: убедительно было бы и беспримерно. - Мне приходилось сталкиваться с тем, что люди приходят с полностью потребительским отношением, ничего в жизни своей менять не желая. Чтобы продолжать пить, есть, ни в чём себе не отказывая даже в пост, курить, распутничать и всё прочее. Но чтобы не болело ничего. А надо бы себя ограничивать… Но эти мои умозаключения, конечно, не главное. Промысел Божий устроил всё. Мне поначалу просто нравилось бывать, работать в храме. Я не думал о том, чтобы стать священником. А так как к тому времени я жил уже один, без семьи, то потребности у меня были минимальные: вода и немного хлеба насущного. - А была семья? - Жена Марина, сын Антон, сейчас уже взрослый, недавно подарил мне внука Даниила. - Долго вместе с Мариной прожили? - Два года. - Не сошлись характерами? - Не сошлись. Сейчас у нас отношения дружеские. Сюда приезжала с сыном. - Но вернёмся на Сахалин. Как складывалась у вчерашнего хирурга жизнь при церкви? - Меня рукоположили в то время, когда Церковь очень нуждалась в священниках. Я объездил весь Сахалин, Курилы. Организовывал приходы, в частности, на Кунашире, Шикотане, да повсюду, где никогда в помине ничего не было. - Как полагаешь, имеют основания претензии японцев на «северные территории», как они их называют? - Полагаю, что основания, может быть, и имеют. Но это исконно русские острова (о священниках там – но не повторяться…). Миссионерствовал я, миссионерствовал. И в какой-то момент просто устал. Захотелось осуществить, наконец, заветную свою мечту: уйти в монахи. Первым моим монастырём стал монастырь в Корсакове на Сахалине, в приходе, который я возглавлял. - Большой там монастырь? Я бывал, не видел. - Просто собралась братия, кто-то не имел возможности жить в миру, кто-то по другим каким причинам – человек 7-8, епископ решил на этой основе организовать монастырь, Священный Синод утвердил, и мы стали монастырём, я – настоятелем. Но вышло так, что недолго им пробыл, сместили. - Происки? Интриги? - Как обычно и всюду. Хотел я отправиться на Афон. Но так как знаний жизни и обстоятельств у меня не было, то попытался это сделать через московское подворье Афонского монастыря. Приехал туда, получив на это своё действие благословение отца Кирилла Павлова… Но, живя там, на подворье, я понял, что никогда никуда я оттуда не попаду. Что меня опять используют. - Да что ж такое?! - Невозможно. Потому что невозможно никогда. - В логике не откажешь. - С подворья никого не отправляют на Афон. По двум причинам. Первая: противится этому константинопольский, так называемый вселенский патриарх, греки сами просто не хотят, чтобы русские туда попадали. |
||||||||||||||||||
| Последнее обновление ( 11.12.2009 ) | ||||||||||||||||||
| < Пред. |
|---|