| Валаам |
|
|
|
| 04.11.2009 | ||||||||||||||||||
Страница 5 из 16 - Ты, батюшка, уж не преувеличивай – аулами он крестит, - возразила матушка. – Но что правда, то правда: многие магометане и не определившиеся приходят к Богу. Глядя на богатыря, я не сдержал улыбки, вспомнив, как крестил иноверцев лесковский Иван Северьянович: «Кричу я: «Что же: ещё одна минута, и я вас всех погублю, если вы не хотите в моего Бога верить!» - «Не губи, - отвечают, - мы все под вашего Бога согласны подойти». Я перестал фейверки жечь и окрестил их в речечке… Да и что же тут было долго время препровождать? Надо, чтобы они одуматься не могли. Помочил их по башкам водицей над прорубью, прочёл «во имя Отца и Сына», и крестики, которые от мисанеров остались, понадевал на шеи, и велел им того убитого мисанера чтобы они за мученика почитали и за него молились, и могилку им показал… Молитесь, мол… но только Аллу называть не смейте, а вместо него Иисуса Христа поминайте. Они так и приняли сие исповедание». На катере, когда возвращались и я объяснял отроку особенности современного цифрового фотографирования, мальчик тихо, задумчиво повторил свой вопрос: - А зачем он жил в пещере? - Знаешь, старина, - отвечал я, делая вид, что устанавливаю на его фотоаппарате оптимальную программу для съёмки на ослепительной воде на фоне безоблачного синего неба, изображая из себя бывалого и продвинутого цифрового фотографа, шагающего вровень со временем. – Я видел такие пещеры на Украине, на юге Армении, на Крите, да много где. Но и сам не очень пока понял, как они в этих пещерах жили десятилетиями. А главное – зачем? 4. Вечером о. Порфений, загодя условившись, благословил меня на трапезу у отца-агронома Григория. Тот оказался армянином с лучистыми добрыми глазами, необыкновенно мягким тембром голоса и высвечивающей собеседника, точно солнечным лучом, улыбкой. Мы сели в саду под раскидистыми вековыми яблонями в ожидании, пока трудницы-армянки накроют на стол. - Отец Григорий, расскажите о себе, - попросил я. – Интересно, как сейчас приходят к Богу, становятся монахами? - Родился в Армении в 1965 году, - ответил он просто и открыто. – Отец из Еревана, мать из Нагорного Карабаха, крещённая в православной церкви, по крещению – Гаянэ. Я в миру Гранд Робертович Вердян. Пока ещё не Герман, хотя крещён был в 1993 году в Витебске как раз в честь Германа Валаамского, Григорий – монашеское имя, данное мне после пострига уже здесь. Иеромонах. Агроном. Вот, собственно, и всё, больше рассказать нечего.  Отец Григорий - Интересно, как росли, играли, воспитывались, учились… Всё интересно, отец Григорий! - Неужели, интересно? – искренне удивился о. Григорий. – С детства любил быть один. Учился в школе в Ереване. Потом в техническом училище – на лаборанта производства искусственных алмазов. Потом поступил в Витебске в ветеринарный институт, но с первого курса забрали в армию. Там же, в Белоруссии отслужил два года в танковых войсках, механиком-водителем среднего танка Т-72. - Дедовщина в армии была, подвергался? - В учебке дедовщины как таковой не было. Но было тяжело, сами наши учителя-сержанты вели себя очень нагло. Смиряли нас. - И вы смирялись? - Как могли, так смирялись. Пока не переходило границ. Но случались и драки. - И как? Вторую щёку сержантам не подставлял? - Тогда не подставлял. Я был спортивный парень: плаванием, боксом, классической борьбой немного занимался до армии. Да и не знал тогда, что надо подставлять. Когда сам стал старослужащим, я себя так не вёл. Вообще-то в армии мне нравилось. Часто можно было быть одному, что я всегда любил. - А армии? В казарме? - В танке, например. Я рад, что Бог дал мне отслужить в армии. Обязательно надо всем! Тот не мужчина, кто не служил в армии. Армия воспитывает настоящего мужчину. Самостоятельного. Способного принимать решения. Воина воспитывает. Ведь любой христианин – это воин Христа. Они близки, эти понятия. Я даже не представляю себе, чтобы какой-нибудь священник не благословил какого-нибудь молодого человека идти служить в армию. Мне нравилось в армии. - А почему же не остался на сверхсрочную? - Не нравилось мне неуважительное отношение офицеров к солдатам. Можно было иначе всё выстраивать. Объяснять по-человечески, не унижая, что мы должны помогать друг другу. А вдруг война? Как же мы пойдём в атаку, не выстрелит ли тот, мать которого ты оскорбил, тебе в затылок?.. Хотя, насколько я знаю, когда приходят такие времена, части расформировывают, перетасовывают, составляют из незнакомых людей… - Пошёл бы на войну? - Если б справедлива она была – пошёл бы, по воле Божьей. Наш отец Порфений, кстати, много раз на войне бывал. - Правда?! Ничего мне про это не рассказывал. - Ну, воином я не стал, но стал монахом – тоже воин как-никак… - А как? - Ушёл на дембель. После армии недалеко от Орши около полугода работал по специальности, ветеринаром в колхозе. Я вообще-то хотел стать врачом, хирургом. Но не смог поступить в медицинский институту. В Ереване это делается только за большие деньги, которых у моей семьи не было, а в России не получилось по той причине, что я не русский. - Да быть того не может! - Не в смысле ксенофобии и национализма, нет, конечно. Я поехал в Тюмень, где мой дядя тогда работал, подал документы и первым экзаменом у меня – как у нерусского – был русский. Провалил. - Но говоришь ты вообще почти без акцента. - Спасибо. В семье в Ереване у нас говорят только на армянском. И работал я ветеринаром: собак лечил, коров, коз, кур, гусей… Жил один, всё свободное время думал, читал духовную литературу, наставника не было, мне просто нравилось. И уехал. Сначала в Псково-Печерский монастырь. Там прожил полтора года послушником, подрясника ещё не носил, но это было уже послушание. Духовником там у меня был отец Спиридон, сейчас он настоятель Никандровской пустыни в Псковской области. Потом так Бог устроил, что меня оттуда как бы попросили, - улыбается солнечно на предзакатное солнце, рассеянное ветвями груш и яблонь, о. Григорий. - То есть – вытурили? - Ну, в общем, да. Но я считаю, что если бы не так, иначе Бог распорядился, то я здесь бы не оказался… - А за что? - Мы там подвизались с братом. Он себя не совсем ординарно вёл. - В каком смысле? - Поведение его не понравилось игумену Тихону. Сказал мне: «Ты его провожай, а сам приезжай, когда позову». Брат брал на себя подвиги без благословения. Занимался подвижничеством. - А быть подвижником – плохо? – не мог никак взять я в толк. - Брат впал в прелесть. - Поясни, отец Григорий. В прелесть – это значит, с девчонками гулял, водку трескал? - Нет, не то. Например, батюшка Спиридон скажет: «Спи». И брат спал, пока батюшка не скажет: «Вставай». Мог и сутки проспать, если батюшка забывал разбудить. В общем, впал в прелесть. Ему казалось одно, а выходило на самом деле другое. Слушался он сугубо отца Спиридона, других никого не слушал. Скажет ему, например, батюшка: «Не ходи в туалет» – и он будет терпеть до посинения. Смирения в нём не было, вот что… Экстраординарно! - помолчав, определил вдруг о. Григорий. - То есть доводил всё до абсурда? - Это и есть прелесть. - И как сложилась после его судьба? - Воевал в Нагорном Карабахе, получил ранение. Сейчас как инвалид войны ничего не делает – получает солидную пенсию, живёт в своё удовольствие в Ереване. - Светлые у тебя воспоминания остались о Псково-Печерской обители? - Я очень люблю и отца Тихона, и монастырь, и братию. Мы помним и молимся друг за друга. - Ведь армяне не совсем православные… - Да, армянская Церковь не имеет литургического общения с Церковью православной. - Я помню жертвоприношения голубей в Ленинакане после воскресной службы – кровь стекала по брусчатке. - Не обязательно голубей. И телёнка заколоть могут – по праздникам, например, когда человек даёт обет Богу. Но эта жертва не имеет того значения, как у православных. Асмик! Карина! – позвал девушек-трудниц о. Григорий. – Пора трапезничать! Вокруг нас в монастырском саду трудилось несколько десятков трудников: вскапывали, пропалывали, подвязывали, поливали, собирали поспевшие ягоды, чистили пойманную в Ладоге рыбу… - А было необыкновенное откровение, видение какое-нибудь в Псково-Печерском? – спросил я. – Легендарный монастырь. - Необыкновенным было то, что я там оказался. А всякие видения, на самом деле, не приветствуются, это страшная вещь, нельзя… Я слушал волю Божью через своего духовника. А я кто такой, чтобы Он со мной общался?.. Приехал я с братом в Ереван, стал ждать звонка игумена Тихона. Не отходил первое время от телефона. Но он не звонил. Два года служил я пономарём в храме Покрова Божьей Матери в Ереване, православный храм, Московского патриархата. Там пел, трудился, всё делал… И думал уже, что просто не было на то воли Божьей – быть мне монахом. Ведь поехал я в Псково-Печерский сам, без благословения, ни у кого ничего не испросив, не подготовившись как следует… Но однажды настоятель ереванского храма вдруг спрашивает нас: «Нет среди вас желающих уйти в монахи?» И я сказал: «Благословите». Собрался, опять приехал в Псково-Печерский монастырь. А отец Тихон меня не принял. - Почему? Чем мотивировал отказ? - Ничем… Я его очень люблю… Просто воля Божья была такова. И тогда о. Спиридон написал письмо сюда, в Валаамский монастырь… К столу, за которым мы сидели, подошёл священник, довольно бесцеремонно прервал нас восклицанием: «Ангелы за трапезой!» и принялся решать с отцом-агрономом хозяйственные вопросы: пролонгации договора на аренду земли, поставки удобрений, отправки грунта и листьев в лабораторию… - Это для того, чтобы продолжался выпуск нашего валаамского бальзама, - пояснил мне о. Григорий. - Так это вы делаете единственный из продающихся здесь, на острове крепких напитков – 43-градусный бальзам «Аптекарский»?! – удивился я. – Слышал, что имела в 90-е годы православная Церковь таможенные льготы на поставку спиртного и сигарет из-за границы. А теперь сама и производит?! |
||||||||||||||||||
| Последнее обновление ( 11.12.2009 ) | ||||||||||||||||||
| < Пред. |
|---|