| Валаам |
|
|
|
| 04.11.2009 | ||||||||||||||||||
Страница 13 из 16 …Раскинув руки в стороны, наподобие креста, распластывается послушник… …Постригаемый монах произносит три обета к нравственному совершенству: обет девства – послушания и – нищеты. Девство есть великая чистота; послушание братству, чтобы почитать каждого из братий старшим себя; нищета обещает перенесение жестокой и трудной тесноты… …Трагично звучат хор – происходит умирание для жизни грешной. Похороны. Игумену подают на серебряном подносе ножницы. Он берёт – и роняет их, как бы давая последний шанс передумать, отказаться от монашеского подвига и воротиться вспять, к привычному и понятному с рождения, отвечающему инстинктам homo sapiens, вожделенному. Трижды новоначальный подаёт ножницы настоятелю – в честь Святой Троицы и в знамение твёрдости и непреложности своего обета. И уже нет пути назад. Произнося особую молитву, игумен срезает локоны волос с головы будущего монаха и нарекает ему монашеское имя, которое и будет рано или поздно начертано на его надгробии. Братия облачает нового монаха в мантию и клобук… «…На голове его постригаются крестообразно волосы, Троицею он посвящается, а знамение креста являет его мертвенность для мирка, и что он знаменуется распятым за нас; через пострижение же и отъятие волос он приносит начаток от своего тела, как жертву, потому что посвящает всего себя Христу и отвергает всё излишнее и мирское». …Светало, когда я вышел из нижнего храма на монастырский двор. Бледнели серебряные звёзды, и возносился в небо, высокое и чистое, своими главами храм. И вдруг почувствовал я себя приобщённым к чему-то великому, вечному. Очищенным, обновлённым себя почувствовал, точно живой водой с ног до головы омытым. И едва удержал ком в горле – чтобы не заплакать на глазах у расходящейся по своим кельям братии. И подумалось: а не податься ли в монахи? 8. Уснуть я уже не смог. Да и жаль было тратить последний день на сон. Сразу после монашеской побудки колотушками в половине пятого я вышел побродить по острову. Озеро, валуны на берегу, напоминавшие о ледниковом периоде, ели, сосны – всё было настолько неподвижным, будто заколдованным, неспособным шелохнуться, что казалось совершенным nature-morte. Катерина, торговавшая на причале сувенирами (не будучи созданной для торговли, она то и дело обсчитывалась, недосчитывалась то матрёшки, то брелока, то открытки с видом Валаама, то флакона со святой водой и вечно ходила разбираться с хозяйкой лотка и товара), положив на видное место листок с сакраментальной надписью «Ушла на базу», пока не было туристов-покупателей прочитала мне целую лекцию о художниках на Валааме. В «золотом» для русского искусства XIX веке, во времена правления игумена Дамаскина Валаам стал одним из главных натурных классов Петербургской Академии Художеств, «пленэров». Здесь напряжённо и чрезвычайно плодотворно трудились художники Пётр Балашов, Михаил Клодт, Иван Шишкин, который сразу же по прибытии (28 июня 1858 года на пароходе «Св. Сергий») отписал отцу в Елабугу: «Живописен Валаам в высшей степени!!!» (Именно так, с тремя восклицательными знаками.) Вот что примечательно: осенью его живописные работы на тему Валаама совет Академии не оценил должным образом, зато, к изумлению всей Академии, три рисунка пером чёрной тушью на белой бумаге наградил большой серебряной медалью. Шишкин переживал страшно: в нём не признали живописца! (В книге регистрации монастырской гостиницы так и записал: «Иван Шишкин, не классный художник».) Лето 1859 года он вновь провёл на Валааме – и осенью именно за живописную работу «Сосна на острове Валааме» был удостоен высшей награды Академии – золотой медали! («Иван Шишкин, классный художник» - другая его запись.) И дипломная картина – «местность Кукко на Валааме» - была отмечена большой золотой медалью! Творили здесь Архип Куинджи (по поводу картины Куинджи «Вид на острове Валааме» Стасов сказал: «Я у этого Куинджи понимаю всё, кроме одного: «Как это делается»), Рерихи, гениальный мальчик Фёдор Васильев, которого привёз на Валаам Шишкин… Кстати, записи в валаамской книге регистрации весьма любопытны. Вот такие, например есть: «Их Императорского Величества Лейб-Гвардии гренадёрского полка отставной сержант Ермил Тихонов прибыл на Аплаам замаливать грехи тяжёлого запоя». Или вот ещё: «Петербургский мещанин Авим Петров прибыл на Валаам дать обет не бить жены даже по праздникам». А на третьем ярусе монастырской колокольни реставраторы обнаружили нацарапанную гвоздём на штукатурке надпись: «Купец третьей гильдии Макар Ворошилов дал обет вина не пить один год!» Катерина рассказывала, а я грешным делом окидывал оком её 19-летний стан с осиной талией, подчёркиваемой скульптурным бедром, её плечи, её большущие тёмно-карие глаза с многозначными искорками и сатанинский червь сомнения глодал: неужто ни единого раза никто не польстился? - Не первый год приезжаешь сюда, Катюш, - всё же решил я уточнить. – Что, никто ни единожды? - Из местных – сколько угодно, из монахов – никто. - И даже не смотрели в твою сторону?! Ты ж на самом юру торгуешь! Да не поверю! - Смотрели, конечно… - «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своём», - процитировал я Евангелие. – Верно ли говоришь, не смотрели с вожделением? - А вы что, священник, чтобы меня исповедовать? – задала она задиристо встречный вопрос. - Не священник, - признал я. – Прости, Катюш, просто как-то странно всё – такая тут красавица-торговка юная под самым носом… - Я не торговка. И не под носом. А тут ещё Чайковский был, - продолжила она рассказ. – Такая есть запись в книге зимней монастырской гостиницы: «Пётр Чайковский, 21 августа 1866 года». «Едем, Петруша! – уговаривал его Алексей Апухтин. – На Валааме обязательно надо побывать». Чайковский ехать не хотел, ему в ту пору никак не давалась вторая часть Первой симфонии, было не до поездок. Но Апухтин выманил его чуть ли не обманом – и от Валаама ранней солнечной осенью Пётр Ильич пришёл в совершеннейший восторг, и вскоре клавир второй части симфонии «Угрюмый край, туманный край», именно посвящённый Валааму, был завершён. Питерские теплоходы уже почти полвека отходят от острова под звуки второй части Первой симфонии Чайковского. Ладно, я побежала, теплоход пришёл, а у меня опять, кажется, с лотка что-то спёрли. - Спасибо тебе, Катерина! В самом деле, более музыкального, напоённого, дышащего музыкой острова, чем Валаам, я не знаю. На моих глазах к этому мнению присоединились туристы из Краснодарского края и многочисленная группа из Финляндии, Швеции, Норвегии и Исландии, покупавшая в чуть ли не промышленных объёмах (каждый - по три-четыре, а то полдюжины) диски с записями образцов валаамского распева. (Особенно бойко шла торговля у Катюши, горячие финские парни ей строили глазки и приглашали к себе в солнечную Лапландию.) Притом не только церковных песнопений, но и вполне мирских, в частности, один из последних по времени сборников мужского вокального ансамбля «Валаам». Особенно хороши, глубоки басы. Да и раскатистые баритоны, и разливающиеся тенора заполоняют, захватывают, разверзают и очищают душу. 9. И наконец, когда уже и не надеялся, меня принял в своей келье игумен Спасо-Преображенского Валаамского монастыря епископ Троицкий Панкратий (Жердев).  Настоятель епископ Панкратий - Владыка, чем является для вас Валаамская обитель? - Семьёй. Домом. Местом служения. Пристанью спасения. Всем. - Расскажите о Валааме. Естественно, я много читал – но заманчиво всё-таки услышать очерк монастыря из уст его настоятеля. - Когда была основана обитель, точно неизвестно, существуют разные версии. Некоторые говорят о двенадцатом столетии, некоторые о четырнадцатом, а предание церковное говорит, что монастырь был основан даже в десятом веке. Во всяком случае, с глубокой древности на острове Валаам жили монахи. Потому что этот архипелаг достаточно уединенный. Острова, всего их около пятидесяти, были удобны для того, чтобы иноки могли подвизаться в уединении. Именно такое соединение общежительного порядка жизни монашеской, скитской и уединенной, отшельнической было характерно для Валаама всегда. Во все времена три формы монашеской жизни там процветали. Те, кто только приходил в монастырь, шли в общежитие, в киновию, и там постепенно духовно возрастали под руководством опытных старцев, монахов, трудясь на общих послушаниях, ходя на общие богослужения, открывая свои помыслы, часто причащаясь Святых Христовых Таин. Постепенно некоторые из них становились достойными того, чтобы перейти уже на скит. И в скиту, в более уединенной, строгой аскетической обстановке продолжали свой подвиг. Некоторые сподоблялись быть отшельниками, то есть жить уже в совершенном уединении, молясь за весь мир, что и являлось главным деланием, главным занятием старцев. Монастырь не раз постигали испытания, он был полностью разрушаем несколько раз. Потому, собственно, и отсутствуют сведения о преподобных основателях, что все древние рукописи, документы, к сожалению, исчезли в огне пожарищ во время набегов иноплеменных войск. В основном это были шведы, которые неоднократно разоряли обитель. С 1811 по 1917 год Валаамский архипелаг входил в состав Финляндского княжества Российской империи. После революции Валаам оказался на территории Финляндии. В феврале 1940 года, когда подходила к концу советско-финская война, насельники монастыря, опасаясь репрессий, эвакуировались в Финляндию, где ими был основан Ново-Валаамский монастырь, действующий и по сей день. В июне 1944 года, после подписания мирного соглашения СССР с Финляндией, Валаам отошел к СССР. Сначала здесь размещалась школа боцманов и юнг, затем дом инвалидов. Последнее разорение произвели сами русские люди, не извне, а изнутри. Разорение, которое продолжалось более 50 лет. - Как вы сами пришли к Богу? - Я уже не помню. В детстве. - Когда постриг приняли? - В 1987 году в Троице-Сергиевой лавре. - Сомнений не было? Ведь на всю жизнь… Здесь у вас все как заведённые твердят, что никаких сомнений… - Да какой же монах вам скажет, что накануне пострига сомневался? Никогда! Зачем тогда постригаться, ведь никто не неволит! Зачем врать Богу-то? - Когда и как попали на Валаам впервые? - Приплыл я сюда зимой 1993 года, после того как 20 января Святейшим Патриархом был назначен наместником монастыря. Тогда наместником – сейчас у нас это именуется игуменом, как в старое время именовались настоятели монастырей. Впервые я плыл на корабле, на небольшом монастырском катере из Приозёрска, впервые испытал, что такое зимний шторм на Ладоге. Я тогда всерьёз подумал, что Святейший ошибся, я недостоин этого святого места, а тем более возглавлять монастырь, и скорее всего, не доплыву, мы утонем. Но доплыли по милости Божией. И я хорошо помню первые свои впечатления – очень тяжёлые. |
||||||||||||||||||
| Последнее обновление ( 11.12.2009 ) | ||||||||||||||||||
| < Пред. |
|---|