| Черногорцы? Что такое? |
|
|
|
| 04.11.2009 | |||||||||||||
Страница 10 из 11 - Мудаг, - помолчав, налившись кровью, влепил мне прямо в лицо хозяин – и махнул до дна. - Кто - я? – опешил я. – Да это ваши люди говорят, молодёжь… священники… - Надо куснути, - сказал собутыльник внука героя. – Чокнуться надо. - Надо, - согласился я. – Но отчего же сразу мудаг? - Мудар, то есть мудрый был маршал Тито, - пояснил собутыльник. Мы подружились, выпив на брудершафт, когда наши забили голландцам второй гол – пьяненький внук героя орал так, что обрушилась полка с осколками снарядов, мин и гранатами. Я попросил Александра надеть дедовскую шинель, чтобы сфотографировать. Он согласился и сразу в ней утонул – полы легли на пол, рукава доставали до колен. - Да, были люди! – восхитился я. - Тогда черногорцы все такими были, - заверил собутыльник с гордостью за отцов и дедов, - как сейчас в нашей сборной по баскетболу, которая американцев скоро сделает! - А что за зверь? – осведомился я, кивнув на голову благородного оленя с раскидистыми рогами, изрядно побитую молью. Мне объяснили, что маршал был страстным охотником и всё свободное от партизанщины время круглый год посвящал охоте в окрестных горах. Я подумал о том, что у наших, белорусских, например, партизан сезон охоты был ограничен. - Действительно ли мудр был Броз? – выказал сомнение я. - Ведь этот ваш Иосип по примеру нашего Иосифа произвольно, по своему коммунистическому усмотрению перекраивал, нарезал исторически не обоснованные и этнически бессмысленные границы, перемешивал, переселял, а то и вовсе выкидывал народы!.. Но как ему удавалось столько лет удерживать Югославию от расчленения, о котором американцы и тогда грезили? - Потому что только нас, черногорцев, вместе с вами, русскими, было больше двухсот пятидесяти миллионов, мы б им таких навтыкали! - объяснили мне причину. - А почему так много женщин на фотографиях? – поинтересовался я, прохаживаясь вдоль стен будущего музея, разглядывая мутные выцветшие экспонаты. – Это всё партизанки? - Маршал был ходок великий, ты не знал?! Не пропускал ни одной юбки, с вашего сибирского плена ещё!.. Вот что удалось извлечь мне из их путаного рассказа с использованием древнеславянских, латинских и среднеевропейских, англо-франко-итало-испано-немецких слов и выражений. Излагал в основном собутыльник Мишко, в прошлом, как выяснилось, коммунист, послушник, монах, диссидент, пострадавший от клики Тито, а внук героя, почти ничего не понимая, лишь поддакивал да подъикивал и время от времени встревал с какими-то изумительными нюансами. Во время Первой мировой воевал Иосип Броз на русском фронте. В Карпатах был ранен и пленён русскими солдатами. Около года лежал в госпитале под Казанью, где не давал прохода сёстричкам милосердия, в том числе и благородным выпускницам Смольного института. Оказавшись в Петрограде, участвовал в революционных стачках и крутил романы с барышнями, весьма лояльно относившимися к темноглазому темпераментному чужестранцу. Во время демонстрации рабочих путиловского завода неожиданно угодил под пулемётный обстрел, после чего задумал сменить бурлящую Россию на благодатную Америку. Но при пересечении финляндской границы был арестован полицией и через три недели отсидки в Петропавловской крепости выслан в Сибирь. После октября 1917-го, на радостях провозглашая: «Братцы, свобода!», с девицами, барышнями и дамами не вылезал из омских кабаков и борделей. Но голод не тётка, и до 1920-го года будущий маршал «скрывался, - как утверждает его героическая биография, - от банд Колчака в захолустной сибирской деревне». Перепробовав зажиточных крестьянок и перепортив множество девок, под нажимом, а точнее, в результате физической расправы над ним местных мужиков Иосип Броз, как честный человек, официально сошёлся с 13-летней Пелагеей Белоусовой, дочерью богатейшего в деревне крестьянина, которую и принялся усердно брюхатить чуть ли не дважды в год. Но сына ему она родила уже в Югославии, куда он перевёз её. Где и бросил, вступив в коммунистическую партию и встретив молоденькую длинноногую черногорку-коммунистку. Пелагея была вынуждена вернуться с сыном Жарко в СССР. Последовал за ней и сам Тито – для работы в исполкоме Коминтерна в Москве, где женился на немке Люции. Но Люцию вскоре арестовали как агента гестапо. В канун Второй мировой войны он увлёкся молоденькой студенткой Гертой, которая тоже родила ему сына, а когда Герту схватили усташи и пытали, Тито завёл новую любовницу, ещё моложе – Зденку. Но не повезло и Зденке – заболела туберкулёзом, а к тому времени, как вернулась из Москвы, где лечилась, Иосип и её бросил. Да и не до того ему было! В Югославии уже все воевали против всех – хорваты против сербов, евреев, цыган, сербы против боснийцев, хорватов, немцев… Грабили, жгли, убивали… И Тито сумел развернуть такие партизанско-коммунистические знамёна, что под ними объединились и православные сербы с черногорцами, и католики-хорваты, и боснийцы-мусульмане. Секретарша Ольга, учившаяся до войны в Англии и имевшая мужа и дочь, бросила всё ради героического Иосипа, разделила с ним полную лишений участь партизана. Но ей пришлось смириться с тем, что оказалась она, в том числе и здесь, в Плужине, одной из многочисленных его походно-полевых жён. После войны был у него громкий роман с нашей кинозвездой Татьяной Окуневской, для которой собирался построить на берегу Адриатического моря киностудию. В 1953-м он стал первым президентом Югославии, в шестьдесят лет женился на двадцативосьмилетней Йованке, но очень скоро загулял с юными балеринами, оперными звёздами Белградского театра… После восьмидесяти, уже в конце 70-х годов маршал увлекся стюардессами, не без участия Леонида Брежнева, приглашавшего его на охоту в Завидово, моделями, спортсменками, медсестричками, с которых, собственно, и начинал – круг замкнулся. - У него были жёны и любовницы из всех уголков мира! – с гордостью и с такой силой, словно у того кость в горле застряла, похлопывал Мишко своего товарища по спине. - Но предпочтение маршал отдавал, кроме русских, черногоркам, сербкам, хорваткам, албанкам, герцоговинкам, македонкам, боснийкам, словенкам – и не делал между ними различий! Он враг мой был! Но объективно спрашивается: может, поэтому и жили все дружно? Больше у Югославии такого вождя не будет – как и самой Югославии! - Ну конечно, как я раньше не догадывался! – с размаху саданул я себя по лбу. – Вот чем союзные государства-то цементируются! - Есть маршальский жезл, а есть маршальская сперма, - поучал Мишко. - Наш Брежнев, под конец жизни, кстати, тоже маршал, любил и русских, и евреек, и молдаванок, и армянок, и узбечек, и латышек, и казашек, и эстонок, и грузинок, и хохлушек… А как он любил таджичек!.. Но тоже различий не делал, лишь бы всё на месте было! И стоял при нём Союз нерушимый! - На всё воля Божья, - смирялся бывший монах-диссидент, выпивая. - Ура! Ура! Ура! – выпил и пунцоволицый удалой Александр Йоканович, держа локоть на уровне антикварного потёртого австро-венгерского эполета. И затянул наш бывший гимн, почти без акцента: «Союз нерушимый, республик свободных навеки сплотила великая Русь!..» Вырвался я из потомственных партизанских объятий трезвым весьма относительно. И недалеко бы укатил по горным дорогам, если б после возлияний за маршала Тито, за его титанов-сподвижников и их среднего росточка, но гостеприимных и душевных внуков-энтузиастов, после бурных тостов за СССР и СФРЮ, Россию и Черногорию, за то, чтобы все, кто на нас тянет, сдохли, и проч. и проч., не искупался бы в неподвижном холодном синем озере Stabanska и не закусил овечьим сыром, молодым чесночком и лучшим во всей бывшей Югославии шашлыком из ягнятинки (по мнению незабвенного маршала, а он, говорят, в трапезе толк знал не менее чем в прекрасном поле, именно в этих местах шашлык лучший - в чистейшей озёрной воде и горных травах дело). Под вечер добрался я до Пивского монастыря, окутанного лёгким прохладным туманом, величавого, безмолвного среди безмолвных гор под седым безмолвным небом. Вошёл не сразу, некоторое время бродил вокруг, задаваясь вопросом, почему же всё-таки марксисты, может быть, и лично маршал Тито пощадили этот монастырь? Замаливал грехи? Замаливал попрание заповедей? Без исключения всех Божественных заповедей?.. Отец Никифор, интеллектуального облика, рыжебородый, в очках с тонкой оправой, благословил войти. Он был один во всём монастыре, что удивило. Я объяснил, что привело меня, похвастал встречей и интервью с самим Амфилохием, но настоятель невозмутимо ответил, что это всё хорошо, но сам он ни фотографироваться, ни интервью давать не хотел бы, потому что давно ушёл от всего этого. А как же Амфилохий? Митрополиту можно… Но, узнав, что я из России, к фотоаппарату, извлечённому мною из кофра, отнёсся терпимо. Чуть погодя по моей просьбе и кое-что рассказал о себе. Родился в Новом Базаре, где уже более девяноста процентов жителей – мусульмане. Живя среди мусульман с раннего детства, укреплялся в православной вере. В монахи постригся сразу после защиты диплома в Белградском университете по международной юриспруденции. Здесь, в Пивском монастыре служит уже четыре года. Монастырь знаменателен тем, что его, единственный, может быть, в мире, перенесли на три с лишним километра от прежнего места, в 1969-м, когда на реке Пива начали строить гидростанцию и затапливать водохранилищем окрестности. Притом перенесли, надо отдать должное социалистам-коммунистам, даже трёхнефную монастырскую церковь с уникальными старинными фресками в полной сохранности. Работы по переносу продолжались десять лет! Настоятель благословил войти в церковь Успения Божией Матери, показал единственную в своём роде фреску, на которой изображён турецкий паша Мехмед, обратившийся в христианство, показал и другие, в том числе изуродованные турками при нападении и в таком виде хранимые, не реставрируемые «в назидание», и иконостас, рассказал об особо замечательных иконах. «Вот тебе и богоборец-тиран маршал Тито, - думал я, вспоминая Калязин, другие наши затопленные монастыри. – Невозможно и представить, чтобы даже мысль о переносе какого-то храма, о спасении фресок промелькнула в голове Сталина, Хрущёва, Брежнева… Выходит, действительно, мудар?» Показал настоятель хранящиеся в монастыре рукописи XVI-XVII веков, книги в переплётах с серебряными украшениями. - Вы здесь один, батюшка. А не покушались лихие люди? - Бог хранит. Показал и свой сад с яблонями, грушами, сливами, кустами роз, гигантскими, выше его головы, хотя ростом отца Никифора Бог не обидел. А потом, когда я спросил, испытывая в общении с ним языковые трудности, кто он по знаку Зодиака, рассерчал вдруг так, что едва ль не вытолкал меня из монастыря взашей. Не пристало, конечно, задавать столь глупых вопросов. Каюсь. В расстроенных чувствах углубился я в национальный парк Дурмитур и, непонятно как проехав на ночь глядя по горному серпантину, оказался в самом высокогорном городке Балканского полуострова – Жабляк, раположенном на высоте полтора километра над уровнем моря, где и заночевал на пустующей горнолыжной базе. Утро было восхитительным. С террасы, где я пил кофе, открывалась панорама с заснеженными вершинами и озёрами, которые черногорца называют «глазами гор», такая, в реальность коей невозможно было поверить. Казалось, картинка на экране домашнего кинотеатра вот-вот сменится. |
|||||||||||||
| Последнее обновление ( 19.11.2009 ) | |||||||||||||
| След. > |
|---|