| История - мое хобби! |
|
|
|
| 04.11.2009 | |||||||
Страница 4 из 5 Впгочем, она пгосила никому этого не гассказывать. Моя близкая подгуга, между пгочим. Вы жугналист, много ездите по мигу. Если будете на Мальдивах, она там тепегь живет, всяческих гыб и когаллы под водой снимает, пегедайте от меня пгивет – я сама к ней уже вгядли выбегусь, много дел. Являюсь членом семи попечительских советов, тгех благотвогительных обществ… Вы на воскгесной службе в нашем хгаме Александга Невского на гю Дагю, надеюсь, будете? – она перекрестилась. – Там весь русский Париж… Знаете что, мой милый? Пгиготовление займет немного вгемени, но я угощу вас своим фигменным блюдом! Бычий деликатес вам пгиходилось кушать?– В смысле говядину? – Ну что вы! Обжаренные с лучком погей и могковью бычьи яйца под соусом из белого вина с моих виноггадников в Пговансе угожая 1988-го года и сливок в гнезде из слоеного теста. Магфа, Матгена, Фекла! – басом княгиня позвала с кухни поварих – уроженок Португалии, Марокко и Гондураса. – Приготовьте быстгенько бычьи, – распорядилась. – И покгупней выбегите для нашего симпатичного гостя из Москвы. – Внезапно она выпростала из-под накидки, точно жало, показавшуюся неестественно длинной руку и взъерошила мои волосы. – Из самого сегдца Госсии… Ей под девяносто, прикидывал я, глупо, как заметил в одном из зеркал, скабрезно ухмыляясь. Разница – почти шестьдесят лет. Многовато, конечно. Но если на одну чашу весов положить разницу в годах, а на другую – хотя бы долю (наследников исключать нельзя) того, что здесь, на этом этаже, а также на счетах в Лионском кредите или в банке ее друга Ротшильда, в имении под Ниццей и на берегу Луары (а был у нее там замок середины XIV века, который купил ее супруг-экспортлесовец, когда все приличные люди сидели в окопах или в лагерях, а не приобретали замки) имеет место быть… Я даже попытался представить себя в ее огромной постели Людовика XIV-го… – Вы знаете, Сегж, – сказала Вера Николаевна, поднимая наполненную в очередной раз стопку, – тетушка моя в молодости была великой ггешницей! Гаспутницей, пгостите за каламбуг, потому как незадолго до кончины она пгизналась, что гаспутничала с Гаспутиным. – Не может быть! – воскликнул я, закусывая молодым перепелом в беконе. – У Есенина, у Высоцкого появилось множество друзей и любовниц после их смерти, – сообщил я не к месту – приготовленная по старинным русским рецептам водка брала свое. – Не имела чести знать этих господ, – едва ли не оскорбленная моим недоверием промолвила княгиня, – а тетушка моя одна из первых сошлась с Ггигогием Ефимовичем. Она и пгедставила его в Киеве духовнику импегатгицы Феофану, а тот, в свою очегедь, великой княгине Анастасии, стгастной чегногогке, супгуге великого князя Николая Николаевича-младшего. Стганник погазил тетушку тем, что наизусть знал Библию и Новый завет и мог цитировать часами, пегеходя на кгик, завогаживая и тгебуя пги этом, чтобы слушальницы сосали его оггомный ггязный палец: «Слижь, княгинюшка, унизься! Слижь, ггафинюшка!..» – Палец? – переспросил я. – Конечно, палец! – обрадовалась княгиня моей прозорливости, помогая золотым, похожим на скальпель, ножичком положить мне на тарелку бычье яйцо. – Это моя тетушка отвезла к нему в Тобольскую губегнию, когда он ненадолго был отлучен от двога, пятегых великосветских дам, котогых Ггигогий Ефимович сгазу повел в баню, а потом объяснял пги двоге, что эти дамы пгиехали к нему такие гогдые, что он счел необходимым подвеггнуть их соответствующему унижению, а что может быть более унизительным для обнаженной женщины, чем когда она моет и целует ноги голому мужчине? – Ничего, – согласился я. – Он обладал половым гипнотизмом, он был настолько бэзабль, подходящим для секса, что ни одна дама не в силах была устоять, стоило лишь встгетиться с ним взглядом! Тетушка гассказывала, как однажды с книжным издателем Филипповым они стали свидетелями сцены: в своей спальне Гаспутин лупил жену генегала, светскую львицу Ольгу Лохтину, а та дегжала Гаспутина за фаллос и кгичала: «Ты – Бог!» Он был, конечно, пговидцем. Пгедсказал газггом гусского флота в Цусимском пголиве. Говогил, что не за себя боится, а за нагод и цагскую семью, потому что когда его убьют, нагоду будет плохо, а цагя больше не будет… – А с князем Юсуповым вы были знакомы? – С Феликсом? Естественно, мы годственники. Великий ггешник! А под конец жизни стал полнейшим коном! – Кем, простите? – Мудаком, – пояснила княгиня. – В свое вгемя много писали, да и сам он почти не скгывал, что в ту ночь, обещав уложить со стагцем свою кгасавицу-жену, был сам близок с Ггигогием Ефимовичем. – Перед тем как убить?! – Убили англичане, масоны… Ну как деликатес? – Восхитительно, – солгал я. – Под это грех не пгопустить еще по маленькой. Говогят, в бычьих яйцах – неимовегная мужская сила!.. Обед продолжался более четырех часов. Выяснилось, что Рюриковна была знакома чуть ли не со всем русским зарубежьем XX века. Мы говорили о бесчисленном семействе Толстых, о генерале Кутепове, о Волконских, Трубецких, Шаляпине, Стравинском, Кандинском, Ходасевиче, Зворыкине – изобретателе электронного телевидения, Сикорском – создателе вертолетостроения, Рахманинове, некогда влюбленном в княгиню, Ростовцеве – президенте Американского исторического общества… Мы допили графин водки, в котором было никак не меньше семисот грамм. Поглядывая на недоеденное мною бычье яйцо, княгиня вновь и вновь возвращалась к рассказам своей тетушки о Гражданской войне. – Она ненавидела кгасных! И знаете, мой милый, эта ненависть у нас в кгови. Вы случайно не большевик, не коммунист? – Что вы! – Но пионэгом вы навегняка были, мне гассказывали, все дети в Совдепии пионэгы. – Пионером был, – признался я. – И даже комсомольцем. Потому что на факультет журналистики МГУ не принимали не членов ВЛКСМ. – Какой кошмаг – эти комсомольцы, эти члены! Я читала «Как закалялась сталь» – кошмаг! И воспоминания Александгы Коллонтай… Ужасная женщина, подгуга Ульянова-Бланка, пгиходила на военные когабли и вступала в связь со всеми подгяд матгосами, а потом ее назначили послом в Швецию! Она тоже гастгелливала… – Дивные у вас виды из окон, – выйдя из-за стола, сказал я, чтобы сменить тему. Париж погружался в лилово-оранжевые сумерки. Над черепичными крышами витали в облаках небоскребы, нахальные, уже почти привычные, но все еще будто испытывающие здесь в чужом пиру похмелье; слева в конце улицы возвышалось ажурное, как колготки девиц на пляс Пигаль, неподалеку от которой я жил, позолоченное прожекторами снизу творение Эйфеля, отражающееся в Сене; справа виднелась напоминающая своей массивностью о рухнувшей империи Триумфальная арка, и сверкали разноцветные огни Елисейских полей. Рядом внизу, под каштанами авеню Фош в полумраке поблескивали хромированные детали роскошных лимузинов, волнующе стучали по асфальту каблучки. |
|||||||
| Последнее обновление ( 16.11.2009 ) | |||||||
| < Пред. | След. > |
|---|