…Как и многие, рожденные во времена развитого исторического материализма и возмужавшие в его конкретном практическом воплощении, я испытывал смутные сомнения в превосходстве материи над духом. Но Париж эти сомнения развеял, сразу, с Восточного вокзала, на который мы прибыли из Москвы, представив гораздо более веские, весомые доказательства верности учения Маркса, Энгельса, Ленина, чем все нудные университетские лекции. Именно бытие определяет сознание! А не наоборот, как наивно полагали буржуазные идеалисты типа Гегеля.
Мы диалектику учили не по Гегелю – а на блошиных рынках Клиньянкурт, Монтрей, Ванв, Аллигр, на «развалах», сезонных распродажах, в оптовых супер – и гипермаркетах (еще неведомых в СССР), на кухне, ломая хлипкий мудреный французский консервный нож о мощные, как сам, казалось, социализм, банки тушонки и рыбных консервов (шпроты, сайра, лосось, бычки в томате), привезенные из Москвы.
Впрочем, деньги – материя эфемерная, иллюзорная. «Деньги – что? Навоз! – пропустив стопку и занюхав по обыкновению спичечным коробком, говаривал наш сосед в поселке Новомелково на Волге фронтовик Дмитрий Иванович Дюков. – Сегодня нет – а завтра воз!» Так что поделюсь тут лишь некоторыми своими заметками, довольно, надо признать, банальными (которым до «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», как до Луны), по поводу соотношения материи и духа (сиречь твердо-конвертируемой валюты и «деревянного» советского рубля, олицетворявшего в XX веке силу нашего духа). Заметки эти родятся и активно роятся в голове, когда в карманах пусто. Когда там хоть что-нибудь позвякивает, похрустывает и ты можешь взять да и купить на углу какой-нибудь гамбургер – тут же находятся лазейки, объяснения, оправдания, предательские компромиссы…
У меня денег в Париже поначалу не было. Вовсе. Те ничтожные крохи франков, что нам обменяли в Москве на наши рубли, я отдал Елене, чтобы она что-нибудь купила.
Голодный, с мокрыми ногами, я бродил по Парижу и думал о вечном. Потом я уже никогда о вечном столько – и так (!) – не думал. Иногда, под вечер, когда, набродившись по улицам, насмотревшись и нанюхавшись запахов всевозможной еды, я плелся домой, мне казалось, что я на пороге открытия, прозрения, создания великого произведения. Если не учения. И я бы непременно что-то создал, я уверен в этом! Коли не занялся бы малодушно мелкой гнусной коммерцией (признаюсь, было совестно перед своей университетской молодостью на острове Свободы, где о коммерции и не помышлял, чувствуя себя в окружении портретов Фиделя, Че Гевары, заглядывающих тебе в душу со стен и транспарантов, выше и чище любой коммерции, тем паче бизнеса).