…Они уже тогда были знаменитыми или вскорости стали таковыми – одноклассники Елены. Она училась в привилегированной французской спецшколе в центре, а заканчивала элитную (как они сами говорили) вечернюю, где собрались дети многих знаменитостей (из спецшкол их повытуривали за неуспешность, но официально объяснялось это тем, что необходимо было время для того, чтобы готовиться с нанятыми преподавателями в институты). И вышло так, что многие ее приятели-одноклассники через несколько лет, на волне эмиграции начала 80-х свалили за бугор, на Запад. Большинство осело именно в Париже. Тот же Максим Мардухаев (его мама вывезла еще подростком), Евгений Лунгин (младший брат режиссера Павла Лунгина, сделавшего себе имя в постперестроечный период на обсерании России и всего русского под видом борьбы с тоталитаризмом), Саня Васильев (впоследствии знаменитый театральный художник, историк моды, завсегдатай модных тусовок), Сергей Мажаров (впоследствии застреленный из-за больших денег на пороге собственного дуплекса, выходящего окнами на Эйфелеву башню)…
– А может, действительно, надо было сваливать? – задавалась вопросом Елена после каждой встречи с кем-нибудь из бывших одноклассников. – Конечно, я не могла отца подставить, но…
Созвонившись накануне, мы условились встретиться с Александром Васильевым у метро рядом с площадью Пигаль. В непромокаемой обширной стеганке, тонкогубый, скуластый, с тяжелым квадратным подбородком и будто раздевающим, проникающим в тебя взглядом небольших, непрестанно что-то ищущих серых глаз, он поднялся из метро. Радушно и слегка покровительственно, как полноценный уже парижанин, улыбаясь, пригласил в ближайшее кафе. Осведомился, что будем пить, подчеркнув, что сам спиртного не употребляет, не курит и вообще в Париже, в свободном мире не до того: работа, встречи, путешествия, масса возможностей…
Отец его был известным художником, мама преподавала в училище МХАТа. Саня уехал в самом начале 80-х, сразу после окончания вышеозначенного училища, прихватив с собой (болтали злые языки) чуть ли не половину костюмерной легендарного Художественного театра, за кулисами коего, как пишут в романах, вырос. Думаю, это тривиальные наветы завистников.
А завидовать уже тогда, лет через 6-7 после его эмиграции, было чему (по крайней мере, бывшим одноклассникам, многие из которых и учились лучше, и вообще подавали большие, чем он, день и ночь копающийся в своих побитых молью тряпках, надежды).