ДЫМ КОРОМЫСЛОМ

Дым коромыслом стоял в редакции месяц спустя. Тем более что поначалу мы там и курили (для создания творческой атмосферы). В крохотной, метров десять квадратных, комнатушке помещалось столько народу, что это казалось порой невероятным. Думаю, ни один иллюстрированный журнал в мире не создавался на таком пространстве – на коленках в буквальном смысле слова.
Я чувствовал себя VIP – очень важной персоной. Даже в галстуке стал ходить, чего прежде не бывало. Еще бы – главный редактор мирового уровня журнала (едрена вошь)!
Кто только не заглядывал к нам «на огонек»! Порой мне казалось, что в этой комнатушке и есть центр мироздания, именно здесь вершатся судьбы – по крайней мере, середины 90-х. (Знал бы я, как жестоко ошибался: в это время на приватизации, нефти, угле, лесе, золоте, алмазах сколачивались состояния, не снившиеся ни Ротшильдам, ни Рокфеллерам, свои жалкие миллионы зарабатывавшим веками, из поколения в поколение, – у нас за несколько часов, которые длился какой-нибудь залоговый аукцион, можно было стать миллиардером! Впрочем, повторюсь: я ни о чем не жалею. Хотя, сознаюсь, досадно порой бывает, особенно когда проснешься до рассвета и лежишь: кажется, что занимался какой-то херней).
Одним из первых появился Свен Гундлах, бывший одноклассник Ольги, которого она порекомендовала в качестве художника журнала. Свен (из шведского рода, пустившего корни в России, кажется, еще во времена Петра Великого) в школьные и студенческие годы был типичным вундеркиндом. Учились они в спецшколе, кроме французского он прилично владел немецким, а позже, в связи с зачином компьютеризации сам выучил и английский. Сочинял стихи и музыку, играл на гитаре, писал картины и на волне перестройки успешно продавал их на Запад, выезжал и даже подолгу жил в капстранах, в то время как пределом мечтаний для подавляющего большинства советских людей была Болгария.
Свен привез из-за границы персональный компьютер в разобранном виде, сам по схемам собрал и освоил его, что представлялось чудом. Раскатывал на военном джипе. Последнее на то время увлечение Гундлаха – толстые иллюстрированные журналы – крутая экзотика на постсоветском пространстве: тогда их можно было пересчитать по пальцам. Он придумал дизайн и в одиночку сверстал на своем компьютере, что также казалось чудом, журнал «Амадей», финансировавшийся Адиком Мардыховичем, широко известным в узких кругах миллионером-эмигрантом (разочаровавшимся в Союзе после того, как ему, классическому теневику, в собственном подъезде разрубили топором голову почти надвое). Мардыховичу нужен был этот «Амадей» – эдакий симбиоз мужских журналов PLAYBOY, GQ, MAXIM, о которых у нас знали лишь понаслышке, – в качестве визитной карточки на Западе, с помощью которой (вау! и это уже делают в России!) он рассчитывал усилить деятельность своей консалтинговой, а по-русски говоря, своднической фирмы (западных бизнесменов из числа любителей острых ощущений выводил на вороватых высокопоставленных российских чиновников – тогда многие этим промышляли с большим или меньшим успехом). Потом Мардыхович с Гундлахом что-то не поделили (нетрудно догадаться, что: если можно не платить, не плати, – гласит ветхозаветная мудрость в приблизительном переводе).
Я позвонил Свену – и он с готовностью согласился стать художником журнала «Вояж». На другой же день (вот что значит из шведов, подумал я, наш бы раскачивался месяц) он принес компьютерную распечатку первой обложки, выполненную ночью на чердаке, где он работал. Там были сверкающие огнями и неоновыми рекламами небоскребы, лимузины, на маленьких врезках сбоку – экзотические острова, утопающие в зелени, шикарные отели с голубыми бассейнами, шоколадного цвета красотки в красных и желтых бикини на белоснежных пляжах, яхты, райские птицы… Столпившись, заворожено глазели мы на черно-белую распечатку и воображали себя уже там, в другой жизни, дверь в которую нам открывает журнал «Вояж». Обложка всем сразу понравилась. Особенно шрифт, которым было набрано название (кстати, написание стало логотипом, брендом, как начали говорить потом). Чета Бычковых, Маргарита и Юра, а также главный редактор газеты «Центр plus» Владимир Цыбульский, переполненный всевозможными комплексами, похожий на хорька, и инфернального вида Стас с вальяжным Димоном (все – акционеры издательского дома), после короткого обсуждения согласились «принять дизайн-макет обложки за основу». Вредный Цыбульский, правда, поинтересовался, нет ли второго варианта, потому как эта обложечка так себе, на троечку с минусом, но Свен как отрезал: «нет» (он еще в нашей комнатушке сказал, что на утверждение высокому начальству всегда надо давать только один единственный вариант и делать вид, что абсолютно, на все сто процентов в нем уверен). 23-летний акционер Стас, уже получивший первое приглашение от немецкой типографии, в которой с посреднической помощью эмигранта Игоря Ясенявского (молодой копии Мардыховича) собирались печатать журнал, высказал пожелание, чтобы было побольше «топовых» материалов и пляжных девочек с бюстами, которые привлекли бы читателя, и лучше топлес или голеньких, ведь есть же такие пляжи.
– Есть, – авторитетно согласился Свен, а по губам его, прячась в рыжей бороде, скользила саркастически-презрительная усмешка. – Пляжи для натуристов. Я видел в Германии. Это не так красиво, я вас уверяю.
– Не старух, конечно! – воскликнул Стас. – Я говорю о фотомоделях там разных…
– То есть, мы делаем заведомо пошлый журнал? – уточнил Свен техническое задание.
Мать семейства Маргарита посмотрела на юного Стаса укоризненно. Да и остальные акционеры. Стас покраснел. Через пару месяцев он полетит в Германию «на переговоры», но перед тем, как отправиться в типографию, выпьет и потребует отвезти его в самый шикарный в Мюнхене бордель, где и оставит за пару часов несколько тысяч долларов, а Ясенявский с директором типографии будут терпеливо его ожидать в машине. Потом «на переговоры» отправится Маргарита, заранее предупредив факсом, чтобы ее непременно встречали у трапа самолета, поселили в самой роскошной гостинице и предусмотрели обширную развлекательную программу, включая ночную жизнь «и вообще», потому, мол, что она заказчик из России, а типографий в Германии, как и в других странах, навалом, всюду встретят с распростертыми объятиями. Но это будет потом.
А пока к нам на Петровку потянулась нескончаемая вереница журналистов, фотографов, полиграфистов, карикатуристов, сатириков, массовиков-затейников, теперь именующих себя продюсерами, наборщиц, корректоров… Мы всех выслушивали, никому не отказывали, секретарь редакции Агунда исправно записывала в записную книжку координаты. Нам казалось, что со временем мы сможем заменить собой какое-нибудь советское издательство типа «Правды» или «Молодой гвардии», издававших «Огонек», «Крокодил», «Вокруг света», «Науку и жизнь»…
Зашел знаменитый в недавнем советском прошлом Игорь Фесуненко – в скромном сером пальто и повидавшей виды шапке-ушанке. Внимательно оглядел комнатушку сквозь запотевшие с мороза очки – а тогда набилось человек пятнадцать и все о чем-то спорили. Протиснулся к моему столу у окна.
– Сколько вы платите? – тихо, как-то стыдливо спросил международный обозреватель, по телерепортажам и статьям которого мы учились на журфаке. – У меня есть планка, ниже которой я опускаться не могу.
– Двадцать долларов за страницу, – гордо сообщил я.