| Расселина, или Прикосновение к вечности |
|
|
|
| 03.11.2009 | ||||||||
Страница 4 из 6 Фрау Лени задумалась, будто вспоминая нечто сокровенное. Чувствуя, что аудиенция вот-вот может оборваться, к вящему неудовольствию Кеттнера я решился нарушить молчание: – А что вас привело сюда, на Мальдивы? – Океан, – ответила она, поглаживая собаку. – Он вечный. Я терпеливо ждал, когда она продолжит. Кеттнер глядел на меня почти уже с ненавистью. – У этих островов интересная история, – продолжила фрау Лени. – Кто открыл Мальдивы? – спросила я как-то у Тура Хейердала, мореплавателя… – Вы и с ним знакомы? – не удержался я. – Ответ удивит, сказал мне Тур. Эти острова не были случайно обнаружены первобытными мореплавателями. Их заселили представители высокоразвитой цивилизации, совершавшие в древности дальние плавания. Притом они уже были великими зодчими и художниками. И все это происходило еще до эпохи викингов в Европе… Откуда могли плыть опытные зодчие за 1000 лет до того, как европейские каравеллы отважились выйти в открытый океан? Никто не знает… Король отправил на корабле своего посланца по имени Сагга, чтобы тот обследовал все земли и моря и отыскал королеву. Сагга вышел в плавание вместе с купцами из Бхаруча, направлявшимися в Золотую Страну – Юго-Восточную Азию. Однако судно потерпело крушение, столкнувшись с морским чудовищем. При этом королевский посланец спасся, держась за доску, и его прибило к острову, где жил похитивший королеву правитель нагов. Королева увидела Саггу на берегу, обняла его, отнесла в свою обитель, положила на ложе, накормила его и под влиянием своей страсти получила с ним наслаждение. Через полтора месяца к острову пристали купцы из Барнаса, чтобы запастись водой и продовольствием, и Сагга уплыл вместе с ними… Мотив соблазнения Сагги королевой вполне согласуется с традициями на Мальдивах, давно славившихся терпимостью в сексуальных делах, – положив ногу на ногу, фрау Лени выразительно взглянула на своего 50-летнего бойфренда. – Позднее еще одно судно пристало к берегу, чтобы запастись топливом и водой – и танцевали део, что на языке мальдивцев означает «демон» (а у индусов – «бог»). Старики говорили, что многие их предки погибли из-за этого танца. Мужчины и женщины танцевали обнаженными. Ритуал был сексуальным – и «сопровождался соответствующими действиями». Теперь део запрещен – наряду с потреблением спиртного и прелюбодеянием. Все моряки погибли… Но знаете, – помолчав, промолвила фрау Лени, – человеческая история меня никогда особенно не интересовала. Гораздо больше привлекала современность – в вечности… Кеттнер что-то сказал ей по-немецки – она едва заметно улыбнулась все еще сильными и даже чувственными, как бы отделяющими по-мужски волевой арийский подбородок от остального лица, губами. – Спасибо, дорогой, я не устала, – ответила по-английски. – Хорст беспокоится за меня… И он не простит вам 68-го года, – губы вновь улыбнулись: четко очерченные, прямые, они завораживали каким-то вековым тайным знанием, энергетикой, триумфом воли (я тогда не знал, что это название судьбоносной кинокартины Лени Рифеншталь). – Здесь удивительная природа – подпитывающая постоянно, заряжающая. Богатейший в мире аквариум – крабы, омары, лангусты, более тысячи видов рыб! Именно здесь их отлавливают для европейских аквариумов, вы не знали? – Не знал, – механически отвечал я, чувствуя себя идиотом, зачем-то пытаясь встретиться с ней глазами – этого не удавалось. – Простите, фрау Лени, – предательски выдал неожиданно для самого меня мой вдруг утративший чувство реальности речевой аппарат. – Вы не позволите с вами сфотографироваться на память? Кеттнер при этих словах резко встал, мне показалось, он двинет мне в челюсть – в отместку за ввод советских танков в Чехословакию в 1968-м году. – О, нет! – улыбнулась Лени. – Я давно не фотографируюсь. С тех пор, как сама занялась фотографией. – А как же в Африке? – я кивнул на альбом, инстинктивно вжимая голову в плечи, так как разъяренный уже чех стоял за моей спиной. – С нубийцами? – Это исключение. А вообще я убеждена: или тебя снимают – или ты. Третьего не дано. Мы еще поговорили о чем-то незначительном. Мутное марево пронзили лучи, выглянуло солнце. – Вы извините, – сказала фрау Лени, – сегодня свет удивительный – я хотела бы еще немного поработать. Легко встала, пожала мне руку на прощанье, спустилась с террасы, пошла по тропинке от дома. Кеттнер выжидательно смотрел на нас с Шарифом. А я смотрел ей вслед. Не зная, что разговаривал с одной из выдающихся женщин века. Не зная, но о чем-то таком догадываясь. Еще несколько дней я прожил на Мальдивах. Плавал с маской и ластами по прибрежным рифам, едва прикрытым водой, настолько прозрачной и соленой, не дающей погрузиться, что кажется, будто лежишь на тропическом цветнике. Иногда заплывал за коралловый барьер и с замиранием сердца вглядывался в темную мрачную бездонную расселину, где на большой глубине порой появлялись акулы. Брал уроки дайвинга, не слишком успешно – на глубине болели уши. Выходил по ночам на марлина, тунца, но попадалась в лучшем случае макрель. «Мальдивы, – записал я в дневнике, одно из немногих мест на земле, где возможно чудо: полное отстранение от настоящего, сиюминутного (тем более что нет ни газет, ни телевизоров), погружение в пространство, сотканное из голубых небес, белого песка, зеленых волн и находящееся вне времени, по ту сторону добра и зла, войн и революций, человечьих комплексов и самой материи, стремящейся к самоуничтожению; на Мальдивах, если долго плыть и плыть, глядя на кораллы и их многоцветных обитателей, заглядывая в бездну, где коралловая стена обрушивается вертикально вниз и в темно-синей мгле угадываются абрисы громадных хищных рыб, плыть, а затем, сняв маску, перевернуться на спину и долго-долго смотреть в небо, на облака, откуда-то приплывшие и куда-то направляющиеся, – можно прикоснуться к вечности...» Записывал, а сам почему-то вспоминал имперское (бывают федеративные, республиканские, колониальные, а бывают имперские) рукопожатие фрау Лени Рифеншталь. Рани, советник Шарифа, крохотный темнокожий очкарик, провожал меня с острова Болифуши в аэропорт Мале. По дороге рассказывал о фрау Хелене Берте Амалии Рифеншталь (много лет, с тех пор, как она обосновалась на Мальдивах, Рани собирал материал для книги, на которую имелся договор с одним из крупнейших издательств Бомбея). Не все, что он рассказал на колониальном английском, я сумел понять. Но то, что понял, было фантастично. Уже там, в дхоне в Индийском океане я начал кусать себе локти – оттого, что не спросил не только о главном (ничего себе задачка для журналиста – определить, что есть здесь главное!), а вообще ни о чем не спросил. И продолжил кусать, грызть позже, побеседовав о фрау Лени с Найджелом Которном, автором нашумевшего бестселлера «Sex lives of the great dictators», и с другими нашими и западными авторитетными исследователями. В юности Хелена занималась модным тогда экспрессионистским танцем, могла бы, по мнению выдающихся балетмейстеров и режиссеров, в том числе Сергея Дягилева, стать второй Айседорой Дункан. Чувственные чуть припухлые губы, огромные светлые глаза, роскошные медно-каштановые волосы, идеальная скульптурная фигура, «лучшие в Европе» ножки… Она была очень хороша собой. Мужчины в нее влюблялись. Но долгое время она хранила девственность. В двадцать лет Лени отправилась с сольной программой по Европе. Танцевала в Праге, Вене, Цюрихе… Как-то она ждала поезд в подземке. Внимание ее привлекла афиша фильма Арнольда Франка «Гора судьбы», на которой были изображены сверкающие альпийские вершины. В тот же вечер Лени Рифеншталь, к тому времени уже расставшись с профессиональным танцем из-за травмы колена, написала режиссеру письмо с просьбой о встрече. В конверт вложила свою фотографию в сценическом костюме. Бывший геолог Франк в начале 20-х изобрел специфический немецкий жанр – «горное кино» (до него фильмы делались в студии). Сложнейшие трюки в его кино в горах выполняли сами актеры. Он сразу взял Лени в свой новый фильм – «Священная гора» – на роль «невинного дитя природы». Ей приходилось в 25-градусный мороз лазить по горам, ползать по расселинам ледника, ее заваливало снежными лавинами… На премьере она появилась вся в синяках и ссадинах – мужчины сходили по ней с ума. В 1932 году Рифеншталь сняла свой первый фильм, «Голубой свет», и сыграла в нем главную роль. Фильм имел колоссальный успех. Из самого Ватикана ей поступило предложение делать фильмы для католической церкви. Но церковников опередил лидер НСДАП Адольф Гитлер. «Лучшее, что я видел в кино, – сказал Йозефу Геббельсу Гитлер, неожиданно получив письмо от Лени, – это танец фрау Рифеншталь в фильме «Священная гора». Срочно организуйте нашу встречу!» А она написала ему (вновь шагнув навстречу Судьбе, как когда-то с Франком), придя в восторг от его личности, экспрессии, да и смысла его выступления во время открытия берлинского Дворца спорта. И организовывать встречу не понадобилось (а Геббельс сразу решил, что брак между Гитлером и Лени Рифеншталь, спортсменкой, героиней киносериала об альпинистах, похожей на Брунгильду, станет апофеозом нацистской пропаганды) – она сама пришла к нему в гости. Адольф Гитлер, как утверждают историки, сразу сделал ей недвусмысленное предложение… Вопреки расхожему мнению о Гитлере как чуть ли не полном импотенте и извращенце, общеизвестно: он пришел к власти во многом благодаря экзальтированной сексуальности соотечественниц. Он был похотлив и ненасытен. Как многие диктаторы, выдающиеся политики, полководцы: Александр Македонский, Юлий Цезарь, Иван Грозный, Наполеон Бонапарт… Президент Франции Клемансо по прозвищу Тигр скончался на 89-м году, занимаясь любовью с 35-летней дамой в комнате свиданий за своим кабинетом, где встречался с женщинами регулярно. Для Мао в Павильоне Небесного Спокойствия еженедельно устраивались танцы под оркестр. Для этого доставлялись лучшие курсантки Народной Армии. Стоя за занавеской, Великий Кормчий выбирал девочек себе по вкусу и обожал, когда сразу несколько усаживались на него в постели верхом. Предавался любви Председатель до самой смерти по несколько раз в день. Ходят легенды и о сексуальности Фиделя Кастро Рус… |
||||||||
| Последнее обновление ( 02.01.2010 ) | ||||||||
| < Пред. |
|---|