КОРСИКА ОШЕЛОМИЛА

I

Корсика ошеломила. Красные скалы вознеслись, затмив синее небо, обрушились в зеленые пенистые волны, заложило уши – и через мгновенье шасси самолета катили по посадочной полосе аэропорта города Аяччо.
«Pontesheestvennik» – было написано фломастером на листе бумаги, который держал в руках Жан-Поль Бельмондо. Несколько раз прочитав пляшущие буквы и сложив их в слоги, я заподозрил, что подразумевается название нашего журнала, убийственное по произношению для иностранцев, – узрев замешатель¬ство в наших лицах, мужчина пружинисто подошел, спросил, не нас ли он встречает, мы ответить не успели, его кто-то окликнул, он скрылся, махнув рукой, мы вышли на улицу, подождали, намеревались уже взять такси, чтобы добраться до какой-нибудь гостиницы, но взвизгнули перед носом тормоза «Мерседеса», жестом из кинофильма «Великолепный» нас пригласили садиться – и мы помчались по левой полосе, изредка уступая встречным.
– Корсика! – воскликнул Доминик Субрини (похожий на Бельмондо), целуя кончики пальцев, сложенные щепоткой. – Это же все лучшее, что только мог создать Всевышний! Это самые высокие горы, лучше которых могут быть только корсиканские горы! – Доминик говорил на французском, но Ольга, владеющая французским в совершенстве, переводила с трудом, потому что корсиканский акцент и специфические выражения будто омывали сразу все страны Средиземноморья, образуя в монологе вавилонское смешение языков и звуков. – Это самые густые заросли – маки, это самый чистый воздух, это горные озера и 1500 километров чистейших горных рек, из которых набирают воду в бутылки, наклеивают этикетки «Св.Георгий» и продают во всех супермаркетах мира, это корабельные сосны, валуны ледника, это 400 километров идеальных пляжей мельчайшего белого песка, это заливы, бухты, гроты, это кораллы «бычья кровь», звери-растения, цветы, которые нигде не цветут, и птицы, которые больше нигде не летают, это уникальные хрюшки размером с быка... Корсика!..
Перечитав накануне поездки Проспера Мериме, Мопассана и многое, что было написано о Корсике, мы пребывали в недоумении: где природная молчаливость, замкнутость, угрюмость, присущая корсиканцам?
– Кстати, разрешите представиться, – на скорости 140 километров в час бросив руль, вытаскивая из внешних и внутренних карманов многочисленные визитные карточки, продолжал Доминик. – Первый вице-президент Торгово-промышленной палаты (он мой друг, пришел и умолял уступить ему портфель президента – я уступил, зачем мне портфель?), Первый вице-президент Совета по экономике и культуре, президент Конфедерации туризма Корсики, президент Ассоциации подводников, Ассоциации кемпингов... – Казалось, представление длилось бы до бесконечности, не вылети из-за поворота громадная фура – чудом мы избежали лобового столкновения.
– И так далее, и тому подобное, – продолжал Доминик, вытирая со лба испарину. – Всегда говорили, что фамилия «Субрини» (а в переводе на любой язык так оно и есть) – от человека, жившего над деревней. Все без исключения предки мои – корсиканцы. Жена – Джованианжело. Два корсиканских рода враждовали между собой, лилась кровь вендетты, но вот девушка и юноша полюбили друг друга... Короче, «Ромео и Джульетта», но со счастливым финалом. Вот эту виллу на берегу недавно мы продали русскому банкиру Рабиновичу или Шнееровичу – ох уж эти русские фамилии!.. У вас, кстати, нет проблем с вождением автомобиля? Тогда этот «Мерседес» ваш. Вы в гостях у корсиканца.
Зазвонил мобильный телефон, Доминик кому-то что-то пообещал, на въезде в Аяччо кто-то окликнул его, он ударил по тормозам, выскочил, убежал, сзади скопилась вереница машин, сигналили, но без нетерпения, Доминик вернулся, поприветствовал здоровенного негра «Манделу», показал дом, в котором родился Наполеон, и дом друга его детства Поццо ди Борго; показал табачную лавку своей мамы; познакомил с троюродным братом сестры жены; с карабинером, тоже своим дальним родственником; с каким-то министром из Парижа; внезапно кончился бензин, и с громкими проклятьями Доминика: «Мерд! Мерд!» – машина остановилась посреди центральной улицы. Отовсюду неслось: «Мсье Субрини! Доминик! Мсье президент, вы не забыли, что мы ждем вас вечером на торжественном открытии?... Вы обещали быть у нас на крестинах!.. Мимино! (уменьшительное от имени «Доминик» – С.М.) Только ты можешь быть судьей в нашей финальной встрече!» – кричали старики, играющие на бульваре в железные шары – «петанк».
Я вспомнил своих друзей, ныне «лиц кавказской национальности», и город Сухуми в лучшие его времена, и Тбилиси... Пожалуй, первым чувством, которое я испытал на Корсике, была ностальгия.

II

Должно быть, это присуще всем без исключения нациям и народностям – оказавшись в другой стране, человек подсознательно – или сознательно – ищет точку отсчета, момент истины, который хоть чем-то сопряжен с его родиной, пусть даже иллюзорно. Путешествие — это нить сравнений, наложений, воспоминаний: нить связующая.
И потому, проснувшись утром, подождав Доминика, который обещал приехать, но позвонил, сказал, что должен уладить кое-какие дела, дать интервью французскому радио и телевидению по поводу терроризма и вендетты, которых давно нет на средиземноморской жемчужине – Корсике, а также выступить на процессе по делу Ива Маню и принять пару делегаций, но «Мерседес» наш стоит напротив гостиницы, и ключ – в зажигании, – мы отправились на знаменитое кладбище Аяччо и первым делом справились о русских могилах (Доминик нам сообщил о них накануне).
Филипп Мартинетти, смотритель кладбища, более походил на профессора истории, да и могильщики, сидевшие в офисе слева от главных ворот, скорее напоминали аспирантов, чем наших профессионалов с Ваганькова. В последние годы «новые» русские стали приезжать на Корсику, в Аяччо – скупать недвижимость, отдыхать в роскошных отелях, – но на кладбище мало кто наведывался; нас встретили с любопытством.
– Да, русские у нас есть, – сказал Филипп Мартинетти, принимая по факсу длинную бумажную «простыню». – Моряки русской эскадры 1893 года, эмигранты первой волны... Корсику с Россией многое связывает. Вы, конечно, знаете, что советником у русского царя Александра I во время войны 1812 года был корсиканец Поццо ди Борго, друг детства Наполеона? Он был послом России во Франции... К сожалению, я должен сейчас уехать, – сказал Мартинетти, дочитав факс до конца. – Дело Ива Маню. Вы запишите наш номер телефона, созвонимся, я дам вам документы, материалы. А сейчас прогуляйтесь по кладбищу, кто-нибудь из ребят вас проводит. Прошу прощения.
Через ворота мы вышли на проспект. Я не оговорился – немецкие летчики во время Второй мировой войны принимали подсвеченные лампадами корсиканские кладбища за города и подвергали массированным бомбардировкам; в который раз наши мертвые спасают живых, крестились корсиканцы, прячась в затемненных домах.
На Корсике культ мертвых. До середины XVIII века (окончание итальянской оккупации, сперва пизанской, затем генуэзской) покойников хоронили в подземельях церквей или монастырей, под алтарем – «l’arca» по-корсикански. Тела просто сбрасывали в эти подземелья – братские могилы, находившиеся «ближе всего к Богу». Черепа и кости высокородных феодалов лежали вперемешку с останками рыбаков и крестьян. Кладбищ не признавали – покойный считался там покинутым Всевышним. В церквах стоял устойчивый трупный запах. По сей день сохранилось выражение «воняет, как в l’arca». Французы, завоевавшие Корсику, упразднили столь оригинальный способ захоронения, и корсиканцы были вынуждены хоронить покойников на кладбищах, расположенных вблизи от церквей. Но это рушило многовековую традицию. До недавнего времени смельчаки отваживались под покровом темноты пробираться в церковь и все-таки сбрасывать своих усопших близких в l’arca, за что жестоко наказывались властями. Другие стали строить на принадлежащей им земле мавзолеи, усыпальницы; пословица гласит: «Попадешь в рай, если будешь похоронен на своей земле». В первой половине прошлого века Корсика пережила строительный бум; как ныне у нас возносятся вокруг городов за высокими глухими заборами особняки из красного кирпича, так вырастали по всему острову, в оливковых и сосновых лесах, в горах, в зарослях маки и в самых неожиданных местах мавзолеи, архитектура коих чем-то до боли напоминает наши «новорусские» дворцы – ярмарку тщеславия: византийские купола, греческие колонны, стены, напоминающие арабские строения, генуэзские башни... Даже корсиканцы, жившие в Америке или Венесуэле, возводили себе роскошные, отделанные карарским мрамором усыпальницы на родном острове. Освященные приходским священником (что теперь и у нас не редкость), усыпальницы становились миниатюрными храмами, позволявшими корсиканцам соблюдать обычай предков: бросать близких под алтарь (теперь уже свой собственный), в l’arca.