НАПИСАТЬ ВЕНЕЦИЮ

Написать Венецию, отражающуюся сквозь серебристый туман столетий в темно-зеленой воде, как бы используя прием старых мастеров сфуматто, посоветовал мой друг Сергей Присекин, Народный художник России. Но оказалось это дело нелегким. Давят атмосферным столбом классики: Байрон, Казанова, Гете, Тургенев, Хемингуэй, Пруст. Не говоря о живописцах. И вообще возникает ощущение, что Венеция – призрак. Иллюзия. Посему ограничу себя заметками.
«Итак, он опять видит это чудо, – наслаждался Томас Манн, – этот из моря встающий город, ослепительную вязь фантастических строений, которую Республика воздвигла на удивление приближающимся мореходам, воздушное великолепие дворца и мост Вздохов, колонну со львом и святого Марка на берегу, далеко вперед выступающее пышное крыло сказочного храма и гигантские часы в проеме моста над каналом; любуясь, он думал, что приезжать в Венецию сухим путем, с вокзала, все равно что с черного хода входить во дворец, и что только так, как сейчас, на корабле, из далей открытого моря, и должно прибывать в этот город, самый диковинный из всех городов».
Мы – фотограф Тягны-Рядно, географ-бизнесмен Чумичев и я – к сожалению, вошли во дворец с «черного хода». В самолете у меня заболел зуб. В аэропорту и по дороге в отель боль стала невыносимой. Отправились на поиски больницы. Дело было в ночь с пятницы на субботу. По городу неприкаянно бродили люди в масках и домино, смеялись. На всех известных нам языках мы допытывались, где найти дантиста, нас посылали в какие-то темные лабиринты, поясняя, что следует ориентироваться по крестам и надписям на углах домов, мы шли, но с фатальной неотвратимостью узенькие улочки обрывались, и однажды Чумичев, широко шагнув в темноту, оказался в канале; с трудом мы его выудили, и он долго громогласно и нецензурно восхищался «городом без колес», место для которого указал приснившийся святому Марку ангел, «маской Италии», «львом, который гуляет сам по себе и т. д.». Требовалось срочно согреться, но бары и рестораны были закрыты, хотя не пробило и двенадцати. В конце концов, в какой-то дежурной забегаловке мы приняли по стакану граппы – стало легче на душе. Дежурного дантиста все же в Венеции не оказалось. «Вот если б кто-нибудь из вас, синьоры, – мило улыбалась нам в одном из госпиталей медсестра, – сломал ногу или руку...» – «А еще лучше, утонул в Канале Гранде», – мрачно продолжил Чумичев. «О, си, синьоры! – радовалась белозубая синьорина по имени Джульетта. – Конечно, конечно! Всегда будем вам рады!»
Одежду Чумичева и наши башмаки высушить в гостинице не удалось – радиаторы были вмонтированы в стены. Попробовали вызвать портье – но все уже спали. Поставили башмаки в ванной на лампу и оставили ее зажженной.

***

И в субботу не найти дантиста в городе мостов и каналов. «Вот если б голову оторвало», – пошутил карабинер, узнав, что мы из России и приняв Сашу Чумичева за нового русского бандита. Все же один адрес он нам дал. «Тут рядом, в районе Кастелло, номер 10. Пять минут пешком». Мы искали два часа. Потом нам сказали, что искать в Венеции не памятник, а какой-либо конкретный дом – дело бесполезное. Логики в системе нумерации нет: номера идут подряд, притом и в римских, и в арабских цифрах, в каждом районе их более шести тысяч, и один с другим может разделять небольшой горбатый мосток, перейдя который, уходишь в совершенно ином, иногда противоположном направлении, возвращаешься, но уже почему-то к другому мостку, который выводит на другую улицу, ведущую в другой район, – и так до бесконечности, пока кто-нибудь из местных не возьмет за руку и не приведет к нужной двери, – но во время карнавала это случается редко. Плюнув, мы сели в кафе «Куадри» на пустынной еще площади Сан-Марко и, разглядывая собор и Дворец дожей, выпили по стакану ледяного пива. Счет, принесенный ненавязчивым официантом, насторожил: с каждого по девять долларов (в итальянских лирах). «А что же вы хотели – карнавал! – послышалась сбоку южнорусская речь. – К вечеру еще дороже будет!» Разговорились. Молодого человека звали Евгением, на карнавал он приехал по делам фирмы – договариваться «о поставках», но чего именно – коммерческая тайна. В последующие дни мы встретили немало российских граждан – носителей «коммерческих тайн». Встречались и гражданки, в большинстве своем молодые, длинноногие – из своих «поставок» они тайн не делали и даже смущали откровением: «В Москве или в Питере, – говорила Анжела, – сейчас за ночь заработаешь больше, чем здесь за неделю. Но не в деньгах счастье. Всю жизнь мечтала о Венеции».
Выпив еще по стакану пива, мы решили отправиться на острова – Мурано и Бурано. Побеседовав с гондольером, который «меньше чем за сто двадцать долларов в час и веслом не шевельнет», взяли водное такси на два часа – стоило это двести долларов. Нас предупреждали, что во время карнавала цены «договорные» – но Чумичев, спонсировавший эту экскурсию, не думал, что до такой степени.
Вышли из Канале Гранде в лагуну. Порывы ветра вздыбливали пенистые желтые волны, швыряли в боковое стекло пригоршни мелкой дроби. По мере того как удалялись от берега, карнавальный люд на набережной все более походил на крохотных марионеток на фоне изрядно вылинявших декораций с башней посередине. Мы заметили и другие башни – и поняли, что не обязательно ехать в Пизу, Венеция тоже может гордиться падающими башнями. Таксист, яростно жестикулируя, что-то рассказывал нам то ли о карнавале, то ли о грядущем футбольном матче, а скорей всего, о своей многочисленной семье и крохотной зарплате, мы кивали, улыбаясь, пока катер не заглох посреди лагуны. Таксист, твердя, точно заклинание, «новый, совсем новый!», стал дергать за все ручки, вращать колесики и заглядывать куда-то вниз. Мы смотрели на курорт Лидо – полоску суши, отделяющую лагуну от моря. Однажды лорд Байрон проплыл 4 километра от Лидо до Канале Гранде, и полтора века пловцы оспаривали на этой дистанции «Кубок Байрона». Время шло. Полил дождь. Уныло шлепались о борт волны. «Дать ему разве что на чай? – предложил Тягны-Рядно. – Тысяч двадцать?» Таксист выдал что-то соленое на венецианском межканальном диалекте, мы поняли – и за тридцать тысяч лир катер тут же завелся (200 наших долларов остались на берегу у хозяина, а таксеру кормить детей и любовницу), и через пять минут причалил к пристани острова Мурано. По коридору нас провели на фабрику. Предложили сесть на скамью рядом с другими зрителями. Двое пожилых стеклодувов выдували возле печей оранжевых прозрачных лошадок, голубых собачек, зеленых жучков, лиловых скорпионов, всевозможных расцветок бокалы, графины, кубки. На полу рядом со стеклодувами стояли оригинальные, внушительных объемов емкости из венецианского стекла – для гонораров. Как и другие зрители, мы внесли лепту в фонд развития «древнего ремесла, которое долгое время держалось в тайне и благодаря которому Мурано стал знаменитым на весь мир; в 1292 году, – поведал экскурсовод по дороге в музей, – из-за угрозы пожаров на Мурано были переведены все стекольные заводы Венеции. Наивысший расцвет производства венецианского художественного стекла относится к XV веку и связан с появлением стеклодувной технологии и других методов обработки, например, получением белого – «молочного» – стекла».