| Армения. Воспоминания о будущем |
|
|
|
| 03.11.2009 | |||||||||
Страница 5 из 7 Мы сидели на поляне, а противоположная сторона глубокого буро-зелёного ущелья испещрена была рукотворными, как бы на разных этажах расположенными, похожими на ласточкины гнёзда, пещерами. Вазген сказал, что в Армении были сотни, тысячи таких пещерных сёл, и прежде всего потому так жили люди, что в пещерах оставалось больше шансов выжить. Персы и турки называли армян гуярами, неверными, и за это резали. Но вся история Армении, которая, как считал поэт-мыслитель Валерий Брюсов, «сумела создать на Востоке очаг истинной культуры, выдерживая одна борьбу со всей Азией», напротив говорит о героической верности – вере в Христа, земле, камням, отцам своим и дедам. «Из храма, нет! Не выйду я, не отрекусь я от Христа!» - это последнее, что спел Саят-Нова, которого персы убили на пороге храма. Сколько наций и народностей, да целых империй, пытаясь спастись, выкупить жизнь отречением, бесследно исчезло с лица Земли! Верность, хранимая армянами, хранила Армению. - Вот сюда привезти бы людей, наших и интуристов, показать, рассказать всё как было, - говорит Вазген. – Лучше всякого пыльного музея, я считаю. Потому что тут сама история, а не экспонаты, которые мало ли откуда и чего. Но человеческие условия нужны, более или менее. Чтобы посидеть в тени, покушать, выпить холодненького – жарко тут у нас. Один пацан взялся своими силами перестроить вон те пещеры, хотел там внутри бар сделать, ресторан с блюдами по старинным армянским рецептам. Начал уже. Пошло дело, парень рукастый, предприимчивый, Грачик звать. Все дивились. Но запретили власти, испугались, что больше них будет зарабатывать денег. Не дадим, говорят, портить исторические памятники! Нельзя, значит, людям попить после экскурсии, пусть лучше никто сюда не ездит, пусть осыпаются, гибнут пещеры и церквуха вон та, и… - А в церквухе пацан что планировал – дискотеку? – осведомился я. - Э! – ткнул указательным пальцем в небо Вазген. – Ты совсем меня не понял, значит! У меня у самого слов не хватает культурных, когда вижу бары, дискотеки там, где душа и сердце должны работать, а не животы и ноги и то, что между ног! Но здесь другое, не видишь? Этих пещер вообще скоро не будет, осыплются, зарастут, понимаешь? Обидно, честное слово! Можно было б такие деньги делать, валюту, и на эту валюту храмы восстанавливать и отели строить. Вот в Татев завтра поедем, видите. Унижаться перед всякими начальниками приходится, будто они другой нации, не армяне. Руками приходится делать то, что гораздо легче было б технике, что во всём мире давно техника за людей делает. На энтузиазме. Хотя, конечно, энтузиазм этот армянский дорого стоит, я считаю! - А не армянский – подешевле? – поинтересовался я, но вызвал на себя, как огонь вызывают, искры из грустных чёрных глаз. Шашлык по-карски удался. А после шашлыка с обилием зелени, помидорами, молоденькими пупырчатыми огурчиками, да под душистую тутовую водочку, обволакивающую, кажется, душу добротой ко всему окружающему, в тени над ущельем хочется закурить и поговорить о вечном. Или уж дремать. Но Вазген не унимается. - Вообще, всё сложно как-то и странно: мечтал западный миллиардер-армянин, а среди миллиардеров больше всего армян, хотя многие сменили фамилии, выстроить от Еревана до Эчмиадзина улицу с роскошными домами, магазинами – не разрешили. Почему? Что, армянин, пусть даже он последний капиталист-миллиардер, не имеет права на любовь к Армении? И назвали бы улицу его именем, как просил, - что в этом такого?.. Одни разговоры. И воровство. Начал пацан, загорелся – ему по рукам, по мозгам, мол, не лезь, больше всех надо, что ли? А ему, может быть, действительно надо больше, чем тем, кому уже ничего не надо. Или форель вот взять из нашего высокогорного озера – а мы, напомню, все когда-то жили в горах... - И были, напомню, - улыбнулся я, - двухметровые голубоглазые блондины… - Смейтесь. А лучше севанского ишхана нет, отведаете – пальчики оближите и больше никогда никакую рыбу в рот не возьмёте! Поставить там небольшой ресторанчик на сваях… А!.. – махнул волосатой рукой Вазген. – Будь у загнивающих буржуев такое озеро, такие пещеры, монастыри, да они бы… Ладно! Пусть загнивают. - Говорят, кооперативные рестораны скоро будут, - сказал Геворг. - Не верю. Как откроют, так и закроют. Форель на другой день мы отведали, поднявшись на высоту три тысячи метров, и убедились, что Вазген прав. Не знаю, лучше ли она севанской, не хочу вносить раздор, но уверен, что её, жареную на вертеле, с лимончиком, зеленью, специями, без преувеличения можно назвать пищей богов. Да и само высокогорное озеро достойно божественного взгляда. Но, мутя хрустальной чистоты воду, смотрятся в него, расположенного на границе с Азербайджаном, лишь бараны и овцы, всё чаще угоняемые под покровом ночной темноты и открыто уже соседями (жаловались армяне, а с азербайджанцами поговорить тогда не привелось, а потом и поздно стало). - Ружья будем брать, - мрачно пообещал один из пастухов. – Совсем наглость потеряли… 4. Вечером мы зашли к знаменитому жителю Гориса, его гордости – гусану Ашоту. Испокон века гусаны, народные певцы, трубадуры, странствовали по Армении, рассказывали сказки, притчи, новости мира людей, аккомпанируя себе на бамбире и кяманче, рассказывали о красоте, о ненависти, о любви… Ашот Дадальян – очень пожилой человек, но с глазами поэта, а глаза поэта не стареют. Он пел для нас и для всего города, собравшегося у него дома и под окнами на улице. Я задал ему всего один вопрос: много ли стран он повидал? - В юности я жил некоторое время в Баку, - ответил гусан. – Замечательный город. - А больше никуда не ездили? – спросил Геворг, глядя на афишу из Нью-Йорка. - Там пели мои песни, - отвечал гусан. – Там дома высокие, почти как горы, где мы когда-то жили. Там много народу. Я там не был. Хотел, но наш секретарь райкома сказал, что я здесь людям нужнее. - А в Москве были? - Нет. Я никуда из Армении не уезжал. Да и зачем? Прав наш секретарь: поэту нужна родина. Больше поэту ничего не нужно. - Гусан Ашот, - сказал Вазген, - мы с нашим гостем завтра едем в Татевский монастырь. У вас, я знаю, есть песня о Татеве. Не могли бы спеть? - Хорошо, - согласился гусан и взял кяманчу, свою, видимо, ровесницу. – Я спою… Утром по дороге в Татев я спросил у Вазгена и Геворга, нельзя ли перевести слова песни. - Я думаю, что нельзя, - ответил Геворг, а Вазген начал было переводить, но с Геворгом согласился. - Давай, слушай, ты сперва сам увидишь, - сказал он, - а потом, может быть, хотя, конечно, вряд ли… Мы медленно ввинчиваемся по серпантину в вышину, пейзаж вновь диктует корявые, торчащие, но точные строки русского гусана Андрея Белого (которого современной молодёжи, боюсь, тоже скоро надо будет переводить): «В дымке слабеющей зелень; но чиркнул под небо кривым лезвием исцарапанный верх, как воткнувшийся нож; и полезла гребёнкой обрывин земля, снизу синяя, в диких разрывинах; будто удары ножей, вылезающих из перетресканных камневоротов – в центр неба; мир зазубрин над страшным растаском свисающих глыб, где нет линий без бешенства!» По дороге в Татев встречаются и линии без бешенства, акварельно размытые, плавные, мелодичные. Но ломаются вдруг. Снова музыка – она неотступна в Армении, чудится, она разлита повсюду и стоит сложить ладони в пригоршню, зачерпнуть – и окропляй всех вокруг… Но для этого нужна всего лишь гениальность Комитаса и Хачатуряна. - Вон там внизу, - сказал Вазген, когда мы проехали Мост сатаны, «построенный» из таких валунов, которые никто, кроме сатаны, и не смог бы даже сдвинуть с места, и поднялись ещё на несколько сот метров над уровнем моря, отнятого у Армении, - был женский монастырь, в том числе и для кающихся грешниц, слишком рьяно служивших в молодости богине Анаит… - А много было таких армянок – которые слишком рьяно? – уточнил я. - Чего-чего, а этого добра в любой нации хватает. И университет там был раньше. А вон и Татев. Сейчас опять он появится… Неужели не видишь? Я почему-то искал глазами нечто вроде нашего Новодевичьего монастыря, на минуту забыв, что здесь «храмы – куски цельных скал». Татевский монастырь вырос, будто выдавился или извергся из скалы, из самой её вершины. - Останови, - попросил я. (Мало на земле мест, где поистине, не по наущению путеводителей, захватывает дух, и сам будто каменеешь) А когда подъехали к монастырю, вошли в его ворота и, напившись из родника, поднялись по строительным лесам на церковь Погоса и Петроса, мне оставалось лишь ахать и твердить потерявшую смысл от бесконечных и бесплодных повторений фразу: «Строили же! Как без современной техники?! Фантастика!» |
|||||||||
| Последнее обновление ( 14.12.2009 ) | |||||||||
| < Пред. |
|---|