| Елабуга - среди России |
|
|
|
| 03.11.2009 | |||||||
Страница 5 из 5 Марине, якобы, казалось, что приют времён военного коммунизма – нечто вроде её гимназических и иностранных пансионов, где сытно кормят и прививают хорошие манеры… Но не слабоумная же она была, в самом деле! Аля, слава Богу, заболела, Цветаева забрала её из приюта и выходила. А младшая дочь, трёхлетняя Ирина умерла в приюте от голода. И Марина даже не приехала, не проведала (!) – вместо этого в том же, 1920-м написала поэму «Царь-Девица», в которой предстаёт такой, какой себя грезила: победоносной, на белом коне…А потом – двадцать лет эйфории, заблуждений, предательств, прозрений… В небольшом бревенчатом домике в три окна на окраине Елабуги Марина Ивановна прожила десять или одиннадцать дней в августе 1941 года, приехав сюда в эвакуацию с шестнадцатилетним сыном Георгием, Муром, как она его называла. Хозяева дома, Михаил Иванович и Анастасия Ивановна Бродельщиковы, рассказывали, что выглядела она измождённой, всё время молчала и лишь однажды под вечер, когда сидели перед домом и курили самосад, немного разговорилась – вспоминала какой-то заграничный город, о том, как ненавидит фашизм. Съездила в Чистополь (где жили в эвакуации московские литераторы: «А-а, вернулась из Европы во всём парижском, на свободе гуляла в сытости, а теперь на наши жалкие ресурсы заришься, паскуда!»), оставила в Литфонде заявление насчёт места судомойки в столовой. В последний день лета, поджарив рыбу для сына и оставив ему записку: «…Безумно тебя люблю, но я тяжело больной человек. Дальше было бы хуже», - она покончила с собой. Жизнь не стоит жизни – таково исповедание Цветаевой. Ещё Анастасия Ивановна Бродельщикова рассказывала, что кроме вещей, которые забрал Георгий, в углу комнаты остались исписанные её крупным почерком бумаги, много – никто не приходил, не спрашивал, и хозяйка в первый же холодный осенний день пустила их на растопку. Бродельщиковы давно уехали из Елабуги, в доме живут другие – они вынуждены были поставить высокий глухой забор, завести огромную злую собаку, потому как покоя от поклонников Цветаевой с некоторых пор не стало ни днём, ни ночью. Расспрашивают, просятся на ночлег в ту самую комнату, одного московского художника целый месяц не могли оттуда выгнать. Доходит до того, что деньги предлагают за позволение «причаститься», подержавшись за тот гвоздь в сенях, на котором она повесилась… Я сидел у места предполагаемой её могилы, и сами собой вспоминались строчки: …Прочти – слепоты куриной И маков набрав букет, Что звали меня Мариной И сколько мне было лет. Не думай, что здесь могила, Что я появлюсь, грозя… Я слишком сама любила Смеяться, когда нельзя! И кровь приливала к коже, И кудри мои вились… Я тоже была, прохожий! Прохожий, остановись! Первого сентября каждый год проводится у могилы День памяти Марины Цветаевой – собирается много народу, звучат стихи, воспоминания… Сорви себе стебель дикий И ягоду ему вслед, - Кладбищенской земляники Крупнее и слаще нет… И ещё, из того самого «Красного офицера»: А зорю заслышу – отец ты мой родный! Хоть райские – штурмом – врата! Как будто нарочно для сумки походной – Раскинутых плеч широта… …И так моё сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром Скрежещет – корми – не корми! – Как будто сама я была офицером В Октябрьские смертные дни!.. Гениальная поэтесса! Как красиво, как много поэзии! Позы. Игры. Но как мало человечного. Женского. Обыкновенного бабьего. Так думал я, выйдя в темноте на высокий берег Камы. Над бескрайними лесами плыли тяжёлые мрачные облака, меж которыми лишь изредка мерцал бледный абрис луны. Шумели сосны. Только здесь, в Елабуге, среди России мог родиться Иван Иванович Шишкин. Здесь, среди России женщина обратилась в мужчину Александрова и, за отвагу награждённая Георгиевским крестом, прожила в этом образе всю жизнь. Здесь, среди России, вдали от Волхонки, Тарусы, Праги, Парижа, Акрополя удавилась Марина Ивановна Цветаева. «Царь-Девица». Федра. Персефона русской революции. Марина, остававшаяся в «прекрасном детстве человечества», в то время как взрослый мир уже уводил её с усмешкой педофила... И мнится, когда задумываешься о её судьбе, что и ныне где-то читает папа-профессор перед сном «Легенды и мифы Древней Греции», и девочка с чёлкой, распахнув глаза, слушает. Это настоящее. Всё остальное – миф. Отбывал я из Елабуги, терзаемый вечным, сакраментальным (сродни «Кто виноват?» и «Что делать?») вопросом: Россия – это женщина или всё-таки мужчина (не по названию – по сути)? И чего ещё ждать от неё до конца века? |
|||||||
| Последнее обновление ( 14.12.2009 ) | |||||||
| < Пред. | След. > |
|---|