Официальный сайт журналиста и писателя Сергея Маркова.
Завалкин Версия в формате PDF Версия для печати Отправить на e-mail
03.11.2009
Оглавление
Завалкин
Страница 2
Страница 3
Страница 4

– Ну вот, я ей и говорю: работа такая, нынче здесь, завтра там. А она: люблю – и все. Мне ее Васильич с нашей базы как бы по наследству. Сам на «Икарусе» теперь, до пенсии два года. Жаркая, говорит, баба, запарит. Бери парфюмерии в Москве или в Питере, а лучше в Прибалтике, бери «маленькую» – и прямиком к ней. Но обо мне, говорит, не заикайся, а то разревется – ни хрена у тебя не получится. Как же! Я и духи в Риге взял, наши с французами сделали, ничего так запах, хотя я и не секу в этом, и цветы купил на дороге, и пол-литра белого за пазуху – не получится! Прав был Васильич. Уж на что он повидал, перепробовал – с войны шоферит и всю почти дорогу дальнобойщиком, – а Лизета и ему залегла. Хорошая баба. На иностранную киноартистку похожа, когда подкрасится, туфли на шпильках наденет. На эту, как ее? Полячку. Беату Тышкевич. Попросила тут как-то лифчик из столицы привезти – во у нее. Это, правда, уже на сносях она была. И не такие, знаешь как бывают, глядеть противно, все висит, а как все равно у девушки. Хотел я ее в разных видах поснимать, у меня кореша в Бологом карты клевые делают, от фирменных не отличишь. Уламывал, уламывал – ни в какую. Я тебе, говорит, не проститутка. Не поверишь: я ее при свете ни разу даже и не видел без всего. Стеснительная. Ты спишь, начальник?
– Что? – открыл глаза Завалкин. Шел снег, работали «дворники».
– Спишь, спрашиваю?
– Не, не сплю.
– Мечтаешь?
– Ага. Мечтаю.
– Сам-то женат? Я считаю, до тридцатника надо гулять. Так в Библии сказано. Это я, козел, в двадцать два хомут надел. Старшей, Наташке, уж четвертый год пошел. Буквы все знает. Заболела тут недавно корью, сорок один температура, представляешь? Рванулся в больницу – а там только один врач на всех, да и тот уролог. Но к утру я сам сбил Наташке температуру. А младшенькая, Олька, ей два, не понимает ничего, в комнату к сестричке хочет... О чем я, то бишь? Да, Лизета и говорит: люблю, говорит, тебя и хочу иметь от тебя ребенка. Сына. Ты что, с ума, говорю... Она в рев. Садись, говорю, к старухе поедем, она тебе в момент все отрегулирует. Не поеду, говорит. Я ее силком в кабину, а она: поздно, пятый месяц уже, никакая старуха не поможет. Жену свою, говорит, ты все равно, Сереженька, не любишь, женись на мне. Надо же такое замочить, думаю. Ноль-семьдесят пять белого выставила мне с пивком и с рыбкой – и замочила. Женись, мол. Ноги, как говорится, буду мыть и воду пить. На то, что старше, – наплевать. Но она уж в жизни столько погуляла. Васильич рассказывал, ему местные говорили, что замужем была, и муж голую гонял ее по деревне. Повидала баба в жизни. Поддадим, бывало, хорошо так, лежим – она вдруг реветь. И уж на всю ночь. О чем она там про себя думает, чего вспоминает? А с утречка всегда разбудит по часам, рассольчик поднесет, похавать сделает – все путем. Но уж кранты. Или сама, говорит, утоплюсь, или ребенка утоплю в проруби, если не женишься. И в самом деле, любит вроде. А с другой стороны посмотреть – и мужа она своего любила, должно быть. И Васильича. И еще... короче, на фиг мне такое счастье! Правильно я говорю? Как полагаешь?
– Я?
– Ты чего гемоглобином-то налился, начальник? И руки дрожат. Может, не я вчера ноль-восемь красного уговорил, а ты? – Сергей весело рассмеялся, обгоняя мотоцикл, потом «Жигуленок». – Кранты с Лизаветой. Завязал. Она одна в доме живет в Светловодове, я тебе не говорил, начальник? У нее все родичи поумирали – кто удавился по пьяни, кто под машину... Или разъехались. Сейчас одна. Банька есть. Не хочешь как-нибудь после дежурства заглянуть, а? – Сергей подмигнул. – Могу дать адресок, спасибо скажешь. Ты не думай, она не Пугачева какая-нибудь и не Ротару.
– Чего, чего?
– Не в курсе? На трассе тут работают. Плечевые. Одну Аллой Пугачевой зовут, смахивает маленько. Отсос бесподобный. Ну ты вообще не в курсе, я смотрю, начальник! Придуриваешься? В том году беру я...
Увидев указатель, что до поста ГАИ шестьсот метров, Лобов сказал:
– Остановите на посту.
– Тебе же дальше, начальник, – удивленно и настороженно посмотрел на него водитель.
– Остановите, – повторил Завалкин.

Вечером на стоянке у костра Сергей рассказывал знакомым дальнобойщикам:
– Одну минуту, говорит. Забежал на пост, выскакивает с дыроколом – «Ваши права!» Как резаный орет. Ну, вытаскиваю, даю ему. Он хватает талон – хрясь дыру: «Нарушение правил обгона, маневрирования, проезда перекрестков, пешеходных переходов...» Хрясь вторую: «Превышение установленной скорости». Не имеете права, говорю. А он: «Жалуйтесь. Министру». Затаскивает меня в будку, а там уж «раппопорт» наготове. Дыхнул, делать нечего. А последний стаканище я в пять утра засосал. Ну и все. Ребята на посту хоть и знакомые были, но что они с этим психом могли поделать? Псих самый натуральный.
– Евгений Завалкин, говоришь? – спросил один из шоферов. Лейтенант?
– Он.
– Из Кручежа?
– Из вашего дурдома сбежал.
– Я с Колькой, двоюродным братом, в школе учился. Они из Светловодова. Мать пила по-черному. Она в лагере родилась. У нее родители шпионами были. Мне Колька рассказывал. Мать, еще когда она девочкой была, они в ссылке жили, уголовники затаскивали ночью к себе и... пить заставляли. Потом вроде не пила, когда один сын родился, другой. А потом – опять. Пьяная и утонула, под лед по весне ушла. Женьке три года тогда было. А брат его по лагерям лет с четырнадцати, выходит только для того, чтобы снова сесть.


Последнее обновление ( 15.11.2009 )
 
< Пред.   След. >
ГлавнаяБиографияТекстыФотоВидеоКонтактыСсылкиМой отец, поэт Алексей Марков