III

Володя быстро заварил радиатор и отрегулировал зазоры клапанов. От денег он отказался («Федорыч, мы же друзья! Телефончик бы оставил московский, мало ли...»). Наташа подарила «Цитадель» Кронина, которая с зимы лежала в бардачке, а я сунул ему в карман бутылку «Московской» и пачку «Лайки» с номером телефона.
Наташа со мной не разговаривала из-за вчерашней свадьбы. Но в машине Максим нас помирил вопросами об австралийских кенгуру и о том, что будет, если столкнутся комар и моль?
– Пап, и здесь церкви? – удивился Максим, когда по берегу Волхова мы вышли на площадь и сверкнули в глаза купола новгородской Софии. – Целая крепость!
– Это кремль, сынок.
– Я думал, Кремль в Москве.
– В старину во многих русских городах строили кремли, чтобы укрываться от врагов. Видишь, какие стены?
– Угу, – кивнул Максим. – Но в Москве все равно выше.
Мы купили в киоске набор открыток, карту Ленинградской области и присоединились к одной из экскурсий. Максим внимательно слушал, как улицы средневекового Новгорода покрывались мостовыми – на пятьсот лет раньше, чем в Лондоне; как отражались нападения Литвы, Норвегии, Швеции... Азбука тринадцатого века, то, что почти все население Новгорода было грамотным, потрясло Максима. Он потянул меня за руку, чтобы я наклонился, и прошептал на ухо:
– Пап, а воспитательница в детском саду нам говорила, что до революции практически никто не умел читать. Только попы, царь и великие русские писатели.
От памятника Тысячелетию России Максим не хотел уходить. Белая лохматая его головка терялась и снова выныривала из-под фотоаппаратов и сумок экскурсантов – то возле Пушкина, то возле Суворова. Мы сфотографировались у местного фотографа, и Максим хотел вернуться к Александру Невскому, но Наташа взяла его за руку, и мы пошли обедать.
Ресторан был закрыт на спецобслуживание. В засиженной мухами маленькой столовой Максим ел кислую окрошку, едва не обмакивая в тарелку нос, и напряженно о чем-то думал.

В Ленинград мы въехали рано утром. Дымился свежеполитый асфальт Московского проспекта, сияли ветровые стекла и колпаки встречных машин. Пряно пахло цветущими липами.
– Администратор сейчас будет, – улыбнулась нам женщина за стойкой.
Диван был занят. Мы отнесли вещи в сторону, Максим присел на чемодан, оглядываясь вокруг. Из лифтов выходили участники конференции по освоению недр, иностранцы, увешанные «никонами» и «кодаками», кавказцы в расстегнутых ярких рубашках, уборщицы со связками ключей.
– Бросим вещи, перекусим – и в Эрмитаж, – сказала Наташа.
– Может, купаться куда-нибудь? Жарко...
– Конечно, купаться! – вскочил Максим. – На море, поехали на море!
– В Ленинграде не море, а залив, – сказала Наташа, глядя на итальянку в широком открытом платье, под которым уже ничего не было. – На залив – послезавтра.
Мы с Максимом переглянулись, я подмигнул ему.
Администратор, статная брюнетка в сером костюме, пришла минут через двадцать. Разобрав на столе квитанции, неторопливо подкрасив губы, поправив прическу, полюбовавшись свежим маникюром, она подняла глаза.
– Слушаю вас.
– Доброе утро, – я долго готовил обаятельную улыбку, и вышла неприятная гримаса. – У вас тут номерок заказывали...
– От кого заявка?
– От союза.
– Что?
– От ленинградского отделения Союза художников СССР, – я снова улыбнулся, но она на меня не смотрела; на меня сбоку внимательно смотрел Максим.
– Минутку... Да, есть такая, – нашла она подшитый в папке бланк. – Не знаю, что вам сказать. «Октябрьская» на ремонт закрылась, все к нам... Подойдите после обеда.
– Мы с вещами...
– Камера хранения прямо и налево. Слушаю вас, – перевела она сонный взгляд на стоявшую за мной пару.
У машины дежурил милиционер.
– Старший сержант Васильченко, – козырнул он. – Стоянка только для проживающих в гостинице «Россия». Карта гостя и оплаченная квитанция у вас имеются?
– Нет, но...
– Попрошу освободить стоянку.
Мы оставили машину в каком-то дворе и поехали в центр на троллейбусе.

В липкой, пропотевшей одежде, с натертыми ногами мы вернулись после обеда. Эрмитаж был закрыт, поэтому бесцельно бродили по Невскому, где народу столько же, сколько перед финальным матчем у входа в Лужники. На пыльном, разбухшем асфальте валялись палочки от эскимо, стаканчики, но Максим не просил купить мороженое – к лоткам вдоль домов тянулись цепи очередей. Газировку из автомата Наташа пить запретила. Молча он шагал между нами, ладошки его были горячими и мокрыми. На усталость Максим не жаловался; однажды ночью после рыбалки мы лежали на чердаке нашего деревенского домика на Волге, и я рассказал ему, как в июле сорок второго на Украине выходил с батальоном из окружения, после чего малыш пообещал, что никогда ни на что не будет жаловаться.
– Пока ничего, – не ответила администраторша на мою улыбку. – Подойдите позже.
– Надо ей заплатить, – шепнула Наташа.
– Да, но... я не умею.
– А что ты умеешь?
В восемь вечера выяснилось, что нам повезло: группа иностранных туристов изменила маршрут и в Ленинграде будет через несколько дней. Нам дали двухкомнатный люкс с условием освободить его по первому требованию (Наташе я соврал, что 75% оплачивает Cоюз).