| Катюша на берегу. Повесть |
|
|
|
| 15.12.2009 | |
|
Страница 5 из 17 – На этот раз все в лучшем виде будет, не волнуйся, – заверил Царь. Загремел оркестр, и Царь увел Катю, на которой было длинное темно-коричневое платье и коралловые бусы, танцевать. – Для нашего друга Анатолия, – объявил солист, – мы повторяем песню «Волны памяти». Катюша о чем-то спрашивала Царя, он растерянно, словно не понимал или плохо слышал, улыбался, кивал, а она то хмурилась, то смеялась ему в лицо, то прижималась, то отталкивала, тормошила, принуждала рассекать спиной толпу и возвращаться к эстраде, кто-то упал, попробовал выказать недовольство, но Царь взглядом пригвоздил его к стене, а Катюша совсем уж неприлично хохотала. Царь вытаскивал из карманов мятые бумажки разных цветов, синие, красные, даже фиолетовую, и бросал их к ногам солиста, высокого, длинноволосого, бледного, на кого-то из модных похожего; острым носком концертного полуботинка солист проталкивал бумажки в глубь сцены, поближе к ударнику, который элегантным, едва уловимым движением между ударами по большому барабану их подхватывал и бумажки исчезали то ли в кармане его пиджака с золотыми пуговицами, то ли в рукаве, то ли в барабане, а солист, прикрыв глаза, откинув голову, парил надо всей этой суетой и мишурой «Золотого руна», поднимаясь все выше, твердя самозабвенно, то жалобно, то истерично: «Вол-ны па-мя-ти, па-мя-ти во-ол-ны»… – Пригласи его, – велела Катюша, и Царь подозвал солиста. Налил ему полный фужер коньяку, но музыкант отказался. – Тебя как звать-то? – осведомился Царев, протягивая ему руку. – Костя Шиповников. – Нормально, Константин, лабаешь, – похлопал солиста по спине Царь. – Учился? – В музыкалке. Вышибли за Прэсли. – Ритм запаздывает, – сказал Саня Монин, которого долго не хотели пускать в ресторан, говорили, что слишком грязный, но Царь уладил, заплатив. – Да и соло не чистое. А в общем, ничего. Только ударника я бы на вашем месте в шею. Кстати, и тебе, чувачок, следует еще поработать над собой. Забацайте из «Битлз» что-нибудь. «Лет ит би». – А французские? – спросила Катюша. – Брассенса, Бреля, несколько старых баллад. – Правда? – воскликнула Катюша. – Можно вас на минутку? Пойдемте, глотнем свежего воздуха. – Она взяла Костю за руку и повела к выходу. Царь смотрел им вслед. На улице Катюша сказала: – У моря всю ночь будем петь французские баллады, хотите? Вы Бодлера знаете про альбатроса? Я умею играть на органоле, немного на скрипке, и я пою, профессионально танцую, возьмите меня! Я с вами буду скитаться по городам и весям. Все мы странники, все мы блудницы… «Кого ты больше всех любишь, загадочный человек? Скажи: отца, мать, сестру, брата?» – «У меня нет ни отца, ни матери, ни сестры, ни брата». – «Друзей?» – «Смысл этого слова мне непонятен». – «Родину?» – «Я не знаю, под какой широтой она находится». – «Красоту?» – «Я полюбил бы ее охотно – в божественном и бессмертном образе». «Золото?» – «Я его ненавижу, как вы ненавидите Бога». – «Что же ты любишь, необычайный странник?» – «Я люблю облака… летучие облака… вон они… Чудесные облака!» Мне все надоело. Приехала сюда с подругой, но она глупа. Вьются мужики вокруг, но все противны мне. В институт поступила этим летом, а как учиться – не представляю, потому что это совсем не тот институт, куда я хотела, а тот, куда устроили. К тому же я и не знаю, куда хотела бы. Я ничего не знаю. Возьмите меня с собой! Я отвратительная, вы не пожалеете! Пойдемте купаться нагими, как Адам и Ева! – Я вижу, девушка, вы занятная, – улыбнулся Костя Шиповников. – Но дело в том, что мы поклялись с женщинами не связываться. Потому что даже гении не выдерживают. Ансамбль «Битлз» прекратил существование, едва явилась женщина. – Но я не Йока Оно и совсем на нее не похожа. – Я понимаю. Она японка. А у вас очень красивые волосы, я никогда таких не видел. Не уступите – на шиньон? Извините. Мне надо работать. Солист улыбнулся и ушел. Дойдя до моря, вернулась в зал и Катюша. – Ну как, старушка? – осведомился Саня. – Общнулась с голубым? – Я выпить хочу. Царь заказал вина и не сводил с Катюши глаз до тех пор, пока не выключили большой свет и ресторан не опустел. – Вы еще долго будете отдыхать? – осведомилась официантка. – До утра, – зевнув, сказала Катя, встала и вышла. – До утра, – подтвердил Царь. – Понятно, – кивнула официантка Света и отправилась за метром, с которым, отойдя в сторону, Царь быстро договорился. – Так что не гони волну, – сказал Царь. – Отдыхай, все путем, – заверил метр. Наташа с Валерием, Женей и Саней ушли, Царь остался один в пустом темном зале. Он ждал Катю долго и за каждую четверть часа, как условлено было, по-царски платил метрдотелю, пока карманы его не опустели. Тогда он встал и пошел к сестре, чтобы одолжить у нее, но передумал, отправился на другой конец поселка, к старому причалу. Был третий час ночи. Дойдя до дома Горбаня, Царь остановился. Выкурил, глядя на море, папиросу, чтобы унять дрожь в груди и в руках. Перелез через забор, спрыгнул, сломав ветку, в сад. Бесшумно, как рысь, прошел по траве к терраске, заглянул в открытое окно. Наташи не было. Катя спала на спине, простыня облегала тело. Волосы, пепельно-зеленые в лунном свете, похожие на тропические водоросли, разбросаны были по подушке, свешивались на пол. На полу лежала раскрытая книга, обложкой вниз, распушившиеся страницы ее были неподвижны, как и все внутри терраски, кроме простыни, едва прикрывающей Катину грудь, и в саду, залитом пением цикад. Разорались, – подумал Толик и вспомнил, как рассказывал недавно кто-то на пляже: от собственного усердия цикады лопаются, гибнут. И кто их заставляет? И еще он подумал о том, что давным-давно не слышал, не обращал внимания на цикад. И на звезды, и на запахи ночные не обращал внимания. Голова Кати была совсем близко, Толик мог бы дотронуться, ему хотелось незаметно, чтобы она не проснулась, погладить ее волосы, но он стоял, облокотившись на подоконник, смотрел, вспоминая что-то светлое из детства, и не заметил, как заплакал. Вытерев слезы, выругавшись про себя, он не ушел, а все стоял и смотрел на спящую Катю до тех пор, пока на плечо его не легла тяжелая ладонь. |
| < Пред. | След. > |
|---|