Катюша на берегу. Повесть |
15.12.2009 | |
Страница 14 из 17 – Да у меня слабые руки, тонкие. – Ну вот и молчи в тряпочку, загорай, – сказал Женя. – А то ведь… Смотри, – он вывернул руку, показывая наколку: орла со свастикой в когтях и три буквы «К». Понял? – Ты суетлив не по годам, малыш, – остановил Валерий Женю. – Сдавай. – Качаться будем сегодня? – спросил Песец. – Можно. Вечерком, когда жарища схлынет. Царь, икнув, поправил галстук, осведомился: – Вы на что играете-то, не пойму? Он наконец пришел в себя после тяжкого сна, его мучила жажда. Снова закипала в нем ненависть к этим откормленным упакованным мальчикам во всем фирменном, подкатывала к горлу обида за сестру, за единственного своего родного человека, самого нежного и доброго, за красавицу Валентину, которая давно уже не красавица, а измотанная, равнодушная ко всему женщина, и хотелось лишь одного – мстить. Но кому? Этим мальчикам, которые сладко спали в теплых постельках, когда он рвал жилы не лесосеке? – Так просто, – ответил Женя, – в дурочку. – Тоска, тля. А если по копеечке в бурку или в секу? – Нет, – сказал Валерий Аргунов и ушел купаться. А под вечер на старом причале, куда «металлическая» и царская компании, в тот день почти сдружившись, приплыли на лодках, Валерий сказал Царю, кивнув на Песцова: – Вот с ним сыграй. – Как его сразу – Песец, – заканючил Песцов. – Я-то чего, генерал? – Генерал? – изумленно поднял рассеченную на трое бровь Царь. – Так что ж вы сразу не сказали, ваше сиятельство? Я бы оформил все, как положено. Шмак, – сказал Царь, и коренастый чернявый парень с изрытым лицом вскочил. – Ударься-ка в бега. А ты, Песец, сдавай, чего время зря терять. Шампанское будет, айн момент. Озираясь на Валерия, Песцов сел. Ему пришла «Москва» – три туза, за один кон Песец выиграл у Царя червонец, хотя играли по копейке. Потом еще выиграл и еще. Царь поставил зажигалку «Ронсон» – и проиграл. И итальянские солнечные очки проиграл. – Непруха, что ты будешь делать! – восклицал Царь, качая головой и сплевывая сквозь зубы. Прибежал Шмак, принес три «бомбы» портвейна. Выпили по кругу, и Валерий Аргунов глотнул, а Царь лишь пригубил. Валерию с непривычки сразу стало хорошо. – А ты чего не пьешь? – спросил он Царя и положил руку ему на плечо. – Да я вообще мало пью, ваше превосходительство, – Царь покосился на руку Валерия. – А как вы смотрите на то, чтобы курнуть мал-мал? – Никогда не курил, – ответил Валерий. Ему было хорошо. Казалось, еще немного и вернется то, что он так неожиданно потерял, та ясность во всем, что есть и что будет в ближайший год, два, пять, десять лет, то, ради чего он дышал и двигался и превозмогал себя, во всем себе отказывал, непременно вернется, а пока нужно только одно: отключившись, расслабиться, взглянуть на жизнь глазами такого, как этот Царь, что-то знающий, чего он, Валерий, не знает, да и вряд ли узнает когда-либо, если не сегодня. – Портвешку или вермутянского принять на грудь, – сказал Валерий, – это можно изредка. – А я, ваше преосвященство, забью косячок, если вы не против. Прет по-черному фишка этому вашему Песцу – может, собью косячком масть? – Царь подмигнул Аргунову и вытащил из кармана пачку «Севера». – Не голяком же мне отсюда канать, а? А вы примите еще портвешку, не стесняйтесь. Шмак, быстро генералу стаканище из сарая, он в углу там. И сполосни не забудь, а то уши надергаю! Царь выдул из папиросы табак на ладонь, другой рукой вытащил из кармана сверточек, в котором был зеленовато-коричневый комок, похожий на пластилин. Большим и указательным пальцами он долго мял его, пока комок не рассыпался, и тогда Царь старательно перемешал дурь с табаком и стал растирать между ладонями, а Шмак готовил папиросу – поддев ногтем мизинца краешек верхней папиросной бумаги, выдвинул ее вперед, чтобы засыпать туда зелье и хорошенько его утрамбовать. – Пойдем отсюда, – сказал Песец Аргунову, но тот взял бутылку и отхлебнул портвейна. – Дурца первосортная, – заметил Царь. Между морщинами на низком его лбу заблестели капельки пота, руки дрожали, глаза разгорались. – Попробуй, ваше сиятельство, спасибо скажешь. А? – Не буду, – мотнул головой Аргунов. – Будешь, чемпион, – заверил Царь, бережно взял из рук Шмака готовую папиросу и раскурил ее, как трубку. Три раза подряд глубоко затянулся, прикрыв глаза с бледной татуировкой на веках, а когда медленно поднял веки, глаза были уже другими – блестящие черные зрачки расплылись по радужницам, белки потемнели. – Будешь, – повторил он, глядя на Валерия. – Ну, сдавай. Кому в картах не везет… – Он не будет, – сказал Женя, но Валерий вдруг вскочил и бросился на него с кулаками. И Женя ушел. А Валерий сел и, не сказав ни слова, начал сдавать. Горбань не слышал, как она подплыла. Взявшись руками за борт лодки, она смотрела на него из воды сквозь черные очки, пока он не обернулся. |
< Пред. | След. > |
---|