Катюша на берегу. Повесть |
15.12.2009 | |
Страница 2 из 17 – Ненависть, старина, – заметил Саня Монин, – ничего кроме ненависти породить не может. Это еще Будда сказал. – Шарик, Жучка… С этими словами Аргунов спрыгнул с парапета и пошел на собаку, спрятав руки за спину. Собака рычала, лаяла, припадая на передние лапы, готовясь к броску, пятясь. Когда она оказалась между будкой и мусорным баком, Валерий ударил ее ногой и тут же еще раз сильно ударил… Саня Монин попытался утихомирить Валерия, Песцов и несколько подошедших курортников стояли и смотрели, как Аргунов молча, с каждым ударом зверея все больше, избивает собаку, пританцовывая, нанося удары с обеих натренированных ног. Собака, которой деваться было некуда, выла, визжала, скулила. – Кончай, чувак! – закричал Саня, начали вмешиваться другие. Тут кто-то сзади ударил Валерия, он разъяренно обернулся, а собака бросилась из последних сил, метя ему в горло, – он успел отскочить, клыки раскровенили мизинец. Валерия оттаскивали, но он вырывался и бил, бил собаку. Потом, поправляя перепутавшиеся браслеты и цепочки, подошел к Кате – это она его ударила, и белая, с глазами, полными слез, стояла у парапета. Она тихо сказала ему в лицо: «Фашист». Он повернулся, точным ударом в голову добил собаку и пошел на пляж. Шагов через тридцать Валерий оглянулся, и они с Катей встретились взглядами. На пляже Аргунов заявил: – Она будет моя. – Ты уверен? – спросил Саня Монин, взирая на распухшее ухо приятеля. – Теперь уверен, – сказал Валерий, стягивая мокрую от пота майку с мускулистого торса. – Они это любят. Боль. Жесткость. Силу. Написано было в ее глазах. – Ну-ну, – сказал Саня. – Дерзай, старина. – Замажем? – На вечность. – Разбейте, – попросил Валерий лежавшую рядом пожилую женщину, а когда та, разморенно улыбнувшись, разбила их руки, сказал: – Вот вы, например, что больше всего цените в мужчинах? – Я? Ум. – А. Играя мускулатурой, Валерий неторопливо зашел в воду. Нырнул. Вынырнув у буйков, поплыл сперва брассом, потом баттерфляем, порхая, как бабочка. И выходить из воды он любил не спеша, с наслаждением надувая, заполняя широкую грудную клетку воздухом, любуясь своей атлетической тенью. Он прошел по всему пляжу и присел рядом с Наташей и Катей. Они не обратили на него внимания. Он лег на живот, приподнял снизу пальцем потрепанную книгу, которую читала Катя. – Поль Валери. – Присвистнул. – Анекдот хотите? Рассказал, но расхохотался сосед, жирный лысый дядька с клочком газеты на носу. Катюша, брезгливо скривив губы, посмотрела на соседа, по-прежнему не замечая Валерия. – Кать, – сказал он. – Она бешеная, честно. Она сама на нас бросилась, сперва на Песца… Катя поднялась и ушла к воде. Там она села на корточки рядом с мальчуганом лет семи, стала с ним что-то строить из песка. Заколотые шпильками волосы ее растрепались, готовы были вот-вот рассыпаться, пасть лавиной на белую, с торчащими позвонками, с едва заметным блестящим на солнце пушком между лопаток, спину, укрыть Катюшу и мальчугана, унести, закружив в водовороте, в свое извечное лоно – пучину. А из лодки, качающейся метрах в пяти от берега, смотрел на Катюшу Анатолий. Он увидел ее позавчера, когда с подругой они стояли в очереди за персиками, вчера думал о ней и сегодня ждал на пляже с утра, хотя собирался лететь в Ростов. Глядя на горизонт, держа голову высоко над водой, чтобы не замочить волосы, Катюша заплыла далеко за буйки и вдруг услышала сзади, совсем рядом: – Вы не в Турцию, девушка? – Со спасательной лодки на нее смотрел молодой человек не курортной наружности. – Там ведь турков много – русских нет. – Туда родители отправляются на заслуженный отдых, – улыбнулась Катя. – Вы спасатель? – А вы здесь отдыхаете? – Что это у вас? – спросила она, заметив нечто синее на веках. – Можно к вам? – Катя взялась за борт, перекинула ногу, подтянулась и залезла в лодку. – Так что это у вас? – Так, – отмахнулся молодой человек. – Нет, покажите, покажите мне, – сказала, приблизившись к нему и упрямо сведя брови. – Как вас зовут? – Царев. Анатолий. – Царев? И называют вас здесь, конечно, Царем. Я Катя. Покажите, Царь-царевич, я никогда в жизни не видела. Толик нехотя опустил веки. На них было написано: «Не буди». – И здесь! – заметила она вытатуированное на ногах: «Они устали». – И там все, да? Покажите, я прошу! – Толик, пожав плечами, стал расстегивать цветастую рубаху, но Катюша остановила: – Не теперь, потом как-нибудь, ладно? Уверена, что и под плавками всё в живописи. А сейчас давайте кататься. Я буду грести. Она села на весла, разглядывая молодого человека. – Потрясающе. – Что? – Вы. Я мечтала познакомиться с таким. Между прочим, я вас еще позавчера заметила. Когда вы смотрели на нас из своей фантастической машины. – Не моя – Шеи, – сказал Толик. Они отплыли далеко от берега. Загорающих на пляже различить было уже нельзя, игрушечными казались зонтики, светло-голубые кабинки для переодевания, даже многолетний пирамидальный тополь на краю пляжа, у лодочной станции. Катюша принялась рассказывать, как с подругой они сдавали экзамены в институт, не спали ночами, как мечтали вот так, без пап и мам, вырваться на свободу, чтобы отдохнуть перед тем, как снова зубрить, конспектировать, отвечать, хоть и в институте, где отметки каждый день не ставят, а все равно… – Почему все так на меня смотрят? – осведомилась Катюша. Толик покраснел и отвел глаза. – Словно я не человек, а бабочка с красивым узором на крыльях. Царь, у вас много было женщин? На курорте ведь так это просто. Не смотрите больше, я хочу загорать, – она надела черные очки, сняла верхнюю часть купальника и откинулась на спину. |
< Пред. | След. > |
---|