Официальный сайт журналиста и писателя Сергея Маркова.
Связи Версия в формате PDF Версия для печати Отправить на e-mail
14.12.2009
Оглавление
Связи
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6

Еще виднелся солнечный ободок, а комарье уже наяривало – пищало, гудело, мельтешило, заполняя пространство. Пролетели неподалеку лебеди. У костра два дня назад – или уже много лет – ребята из заповедника рассказывали о том, как замерзали лебеди этой зимой, крылья их вмерзали ночью в лед, и как весной летали, оглашая раскаты плачем, овдовевшие, всего лебедей замерзло за несколько январских дней около тридцати тысяч. Неужто правда, думал Кузьмин, они умеют плакать, умеют тосковать и правду рассказывают о лебединой верности? Легенда, но красивая, и сами они, может быть, самые красивые на земле создания. И чистые. Почему считается, что человек – венец творения? Человек со всей его грязью, гнилью, предательствами, которыми обрастает сердце. А лебеди... Кузьмин смотрел вслед паре лебедей, тающей в рябых от комарья сумерках, и ему хотелось плакать.
Опять стемнело. Отчаяние накатывало исподволь, словно играясь. Хлопая себя по шее, по щекам, по голове, вскакивая и вопя, Кузьмин размахивал руками, приседал, отжимался на руках от сиденья куласа, но это не спасало, покрытую потом кожу комары облепляли с еще большей кровожадностью. Кузьмин решил искать спасения в воде. Разделся, прыгнул, вынырнул. Нашел соломинку, но дышать через нее нужно было уметь, и он окунался с головой и выныривал, чтобы глотнуть воздуху, и какое-то время его это даже забавляло, отвлекало. Он вспоминал, как давним летом в Крыму, куда они ездили на машине, Олег, стоя на берегу, кричал: «Олеска боится, утонет папа!», когда Кузьмин так же нырял и держался под водой целую минуту, а потом они лежали рядышком на песке у самой воды, волны щекотали ступни, и Олег просил рассказать отца о его, отцовском, детстве, о дедушке Олеге, которого не стало за несколько лет до войны, о том, как они ездили тогда к морю...
И снова выплыл плот с виселицей. На этот раз Кузьмин оставил глаза открытыми. Смотрел, смотрел, и когда плот приблизился, непонятно каким образом он узнал повешенного, его белое усатое лицо. Это был его предок, участвовавший в пугачевском восстании и казненный. Тот самый, положивший начало династии казаков, из которой последний, Степан, оставивший на Гражданской войне ногу, скончался в тридцать третьем году от голода, когда они все – и отец, и мать, и Игорь – жили уже в Воронеже. Дикая мысль, но она не отступала, пока виселица с повешенным не растворилась в темноте: без малого три века плыл плот по Волге через всю Россию. Да как же может это быть? Бред. Я схожу с ума, решил Кузьмин, и эта мысль его успокоила.
Стало холодно, ил на дне, в котором утопали ноги, был очень холодным, а на поверхности держаться все время не хватало сил. Кузьмин с большим трудом забрался в кулас. Вспомнил, что скоро третьи сутки, как он не ел, и опять затошнило от голода, перед глазами поплыли блюда с яствами. Они сидят с Олегом за столом на кухне и ждут, когда поспеет пирог с грибами; Олег еще не знает, что это, но ему обещано нечто вкусное, и он терпеливо ждет, сложив на столе ручонки, и, когда Ирина торжественно извлекает из духовки противень с дымящимся пирогом, мужчины хором кричат «ура!» Лучше Ирины пирогов не умеет печь никто, она всегда встречала его из командировки пирогами, никогда не повторяющимися ни по виду, ни по вкусу. Непременно у нее был пирог номер один, с мясом, рисом, яйцом, зеленью, и номер два, сладкий, с фруктами, с вареньем, со взбитыми белками.
В куласе Кузьмин от голода и усталости сразу не почувствовал, как поглотила его туча комаров. Смертельно вдруг захотелось спать. Вспомнилось, как зимой Олег простудился (чем он только не успел уже переболеть – и ангиной, и корью, и коклюшем, и ветрянкой), а Ирина лежала в больнице, и как он капризничал, хныкал, канючил, отталкивал и переворачивал тарелку с манной кашей, которая с таким трудом давалась отцу, чтобы без комьев и не подгорела, и мочил одну за другой простыни, будто нарочно, и по ночам не давал спать, и мелькнула тогда мысль, осколочек мысли, тут же исчезнувший, но поранивший что-то внутри, – глядя на сосущего палец сына, измученный бессонницей, Кузьмин подумал, что ничего нет легче, чем взять и убить его одним ударом.
Комарье набивалось в ноздри, в уши, начинались галлюцинации, и тут наконец сквозь безразличие ко всему вонзилось кинжалом под кадык отчаяние. Ночь, бесконечная ночь, и его не найдут, его, конечно, уже не найдут, если и будут искать. Он умрет, умрет, хотя недавно верил, что не умрет никогда, как бы там ни было – другие умирают, а он будет жить, любить женщин и наслаждаться вкусной едой и вином, и рассветами в горах, и закатами над морем, и осенним Будапештом, и весенним Парижем, в котором он не успел побывать, как и в Мехико, в Токио, на Канарских островах. Да разве в этом дело! Всему конец, начиная от ногтей и родинок и кончая его истинным талантом, – ну ты-то, старина, истинный талант! – уверяли друзья, и не только друзья. Конец мечтам, всем замыслам...
А еще какое-то время спустя Кузьмин уже уверен был, что отдал бы половину, нет, все годы, которые предстояло прожить, чтобы произошло чудо и он оказался бы дома, на кухне, где Ирина, самая нежная, самая прекрасная женщина на свете, и где малыш, его родной сын, его кровиночка, от которой он отрекался, которую не желал признать, страшась продолжения рода, продолжения усталости, чтобы никто о ней никогда не узнал, чтобы умерла она в нем – и здесь, на раскатах, перед смертью, должно быть, он сознался: он устал от памяти, он был истерзан памятью об отце, хотя всю жизнь всеми силами пытался обрубить ее, заколачивал, словно вымерший дом, пытался забить ее насмерть ревностью, развратом, работой; с неимоверной жадностью он глотал жизнь, не успевая и задуматься, мелькало все, неслось куда-нибудь, но лишь бы дальше, дальше от той зимы, от того вечера, когда мама, сидя в кресле, вязала, отец разбирал на диване бумаги, а он, Игорь, срисовывал по клеточкам портрет Сталина из «Огонька».

 
След. >
ГлавнаяБиографияТекстыФотоВидеоКонтактыСсылкиМой отец, поэт Алексей Марков