Официальный сайт журналиста и писателя Сергея Маркова.
Ромашка в лунных горах Версия в формате PDF Версия для печати Отправить на e-mail
14.12.2009
Оглавление
Ромашка в лунных горах
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Страница 7
  А теперь – несколько. Перебили. И не потому что шкура красивая, нет, из-за шкуры их в Африке и в Азии отстреливают. Здесь – за домашний скот. Леопард – не волк, конечно, но тоже не промах по поводу коров, коз и баранов. И особенно часто, - добавил Юрис тоном воспитателя детской комнаты милиции, - подросточки попадаются, которые не понимают, что туда, где один раз сытно покушал, возвращаться нельзя – пристрелят. А леопард ведь на домашних не от хорошей жизни нападает. Он бы с большим аппетитом горных баранов или кабанов кушал. Но где их взять?.. Им корм нужен. Вот я и восстанавливаю в поймах рек тростник…
 - Как восстанавливаешь? Один?
 - Практически. Тугаи, ячмень сажаю, дубняки, орех… Видишь завал вон там?
   Чем ниже мы спускались по ущелью, тем чаще путь нам преграждали завалы валунов и вырванных с корнем, поломанных, высохших и сгнивших деревьев. Приходилось объезжать их по воду или спешиваться и вести коней, держа под уздцы.
   Но особенно последствия селевых паводков были заметны в ореховой роще. Грецкий орех здесь очень богат маслом, перспективен, по мнению учёных, для селекции и необходим для зверья и птиц – им лакомятся даже леопарды, задними зубами кроша скорлупки почти в порошок. В 1930-м году в ущелье Айдере было три тысячи ореховых деревьев. В 1980-м – тысяча. Сейчас – не более трёхсот, причём большинство из них с ободранной корой, поломанные, обречённые на гибель. И все старые, молодых деревьев нет. Жутковатое, апокалипсическое какое-то зрелище – в два, в три обхвата стволы, глядящие вывороченными корнями в небо. Но если бы только ореховые деревья гибли от паводков, от смертоносных потоков грязи и камней с гор! Убытки от селей подсчитать просто невозможно.
 - Человек нарушил равновесие в природе, - говорил Юрис. – Конечно, и раньше шли дожди, спускались сели. Но не такие же! Смывает телеграфные столбы, как спички, дома, сады, дороги… Раньше не было таких ливней, говорят аксакалы. А учёные подтверждают на основе многолетних наблюдений: осадки выпадали равномерно, лес регулировал их и не позволял паводкам сметать на своём пути всё, корни держали почву. Но лес при социализме уничтожили. Вырубили всю арчу, покрывавшую склоны, долины и плато. Вырубили десятки тысяч клёнов…
 - «Послушай, лесоруб, зачем ты лес мой губишь? – многозначительно продекламировал я де Ронсара. – Взгляни, безжалостный, ты не деревья рубишь…»
 - «Иль ты не видишь: кровь стекает со ствола, - подхватил вдруг Юрис, а я, не веря своим ушам, почувствовал себя то ли в сумасшедшем доме, то ли в общаге Литинститута, когда все уже перепились, - кровь нимфы молодой, что под корой жила. Когда мы вешаем повинных в краже мелкой воров, прельстившихся грошовою безделкой, то святотатца – нет! Бессильны все слова: бить, резать, жечь его, убийцу божества!»
 - Ну ты даёшь! – только и нашёлся я сказать.   
 - Надо срочно восстанавливать лес. Но лесхоз почему-то сажает лишь фисташку, которая плодоносить будет лет через пятьдесят.
 - Заботятся о том, чтобы внукам было с чем пивка попить, что ж в этом плохого?..
   Но угрюмый Юрис моего устало-шутливого тона не принял. На ночлег мы остановились в посёлке, из которого люди ушли много лет назад. По склонам и по дну ущелья вдоль реки на несколько километров тянутся одичавшие яблоневые и вишнёвые сады, виноградники, пирамидальные тополя. Издалека посёлок выглядит жилым, но приближаешься – и пахнет тленом: каменные дома, перекрытия из строевой арчи ещё надёжны, но глиняная штукатурка осыпалась, крыша изрешечена снегами и дождями, растрескались и почти развалились ступени; ограды кошар давно повалились, родник иссяк и зарос, разрушилась мельница…
   Сейчас здесь живут лишь кобры да скорпионы и белеют укреплённые на крышах черепа лошадей, что считалось доброй приметой. А когда-то жил многочисленный род Бахар – «весна» в переводе. Хоть и далеко до ближайшего посёлка, а тем более – города, но жили здесь люди хорошо, потому что ущелье Айдере, его склоны труженику могут давать всё необходимое. Но стали укрупнять хозяйства – и люди ушли. Если раньше паслись небольшие, в триста, максимум в тысячу голов стада баранов и овец, принадлежавших роду, то после укрупнения, которое с определённой точки зрения, может быть, и выгодно, но не всегда и не везде, стада стали многотысячными, и земля, по которой они проходят, умирает. Говорят, что 50 баранов приносят земле больше вреда, чем 30 танков. Бараны и козы выедают растения вместе с корнями, и обнажённая почва становится уязвимой для любой формы эрозии. Известно, что некогда процветавшие районы Греции, Турции, Испании, Северной Африки, Индии ныне превращены огромными стадами в пустыню. Как тут было мне не вспомнить о мёртвых лунных горах у въезда в Кара-Калу, где по мнению Виктора Фета, заливался когда-то темпераментный любвеобильный южный соловей? И как не подумать с тревогой о высокогорных плато, прилегающих к заповеднику, до горизонта «засыпанных», словно крупой, баранами и овцами, как мы видели с вертолёта, летая с пограничниками?
 - …Охота может быть здесь замечательная, - повторяет Юрис Карпинский, разводя костёр. – Испокон века охотились. Тут найдены наскальные рисунки, глиняные фигурки чуть ли не неолита, изображающие обряды, заклинания перед охотой, охотничьи сценки. По-умному только надо, не так. А если сады будут, не просто, а чтобы выгодно было, и огороды хорошие будут, и охота, и всё другое, для чего и создан человек – не потребуется столько слов, пустых в своём большинстве, как я думаю, насчёт того, что не уезжайте, мол, не скапливайтесь в городах, а коль уехали, то возвращайтесь в село, где родились… И без слов вернутся. Кровь заговорит, традиции. Если по-умному.
 - Интересно, Юрис, а какая кровь заговорит в тебе?..
   Разогрев на костре баранину и лепёшки, которые дали нам лесники, продолжаем разговор; я больше молчу, слушаю. Посреди ущелья Айдере Юрис говорит совсем не так, как на центральной усадьбе заповедника.
   Выгоняли его по разным причинам. В одном из заповедников, где Карпинский был инженером охраны, оперативная группа, призванная охранять, безбожно браконьерствовала – ловили сетями и глушили форель, били на территории заповедника королевских оленей, зубров, туров… Сколько ни твердил об этом Карпинский – якобы, не верили. И тогда он сам вступил в борьбу: с поличным – убитой медведицей и двумя медвежатами – взял на рассвете начальника опергруппы с двумя его великовозрастными сыновьями. Привёл под своим конвоем, потому что угрожали оружием, мгновенной расправой. И понял, когда словно с неба, стали рушиться на него беды – водительские права отобрали, нарезное оружие, из дома выгнали, потом и с работы «в связи с несоответствием занимаемой должности», - что не так всё, как казалось; что не для себя старался начальник опергруппы, заготавливая в заповеднике мясо, и не для сыновей – для местного партийного начальства и гостей высокопоставленных, уважающих пострелять, попариться в бане с девочками, покушать шашлычок на лоне природы…

 
< Пред.   След. >
ГлавнаяБиографияТекстыФотоВидеоКонтактыСсылкиМой отец, поэт Алексей Марков