Ромашка в лунных горах |
14.12.2009 | |||||||||
Страница 5 из 7 - Правда, что когда его укусила кобра и много яда впустила, он взял нож и стал строгать свой палец? - Правда. - А ты как ловцом стал? - Да я так, любитель. Вот Бабаш!.. Я в детстве в кружок ходил во Дворце пионеров. Лет с семнадцати стал ездить на Кавказ, в Среднюю Азию – ловить змей. Окончил биофак Харьковского университета. Работаю в зоопарке, к морю в отпуск не езжу, стараюсь и отгулы к отпуску прибавить, чтоб побольше половить. Змей мало осталось. - Деньги-то за это получаешь? - За кобру, которую «доят» в питомнике, то есть выкачивают яд и отпускают, - тридцать рублей, за гюрзу – двадцать. Есть, конечно, профессиональные ловцы-браконьеры, они кожу продают змеиную, «змеиные букеты», продают в серпентарии, зоопарки, частникам – но это не по мне. - Из любви к искусству этим занимаешься? - Ты не рыбак? - Иногда. - А есть люди, для которых ничто не может на земле с рыбалкой сравниться. Или с охотой. Самые опасные – у кого нет ни увлечений, ни любви. - Чем же они опасны? - Равнодушием. А самое страшное – равнодушие к природе. Человек, который равнодушно смотрит, как убивают, не охотятся, а убивают, не оставляя зверю шанса, как вырубают леса, травят реки – такой человек даже хуже, чем тот, который сам убивает, вырубает, травит. Потому что тот ещё может раскаяться, а равнодушный - никогда… Рассказал Саша о змеином камне. Согласно старинному поверью, змеи иногда собираются в круг и выдувают на середину круга или на голову находящейся в центре змеи хлопья пены, которые вскоре затвердевают и превращаются в сверкающий драгоценный камень. Этот камень исцеляет от всех болезней и приносит счастье. - Уже шестнадцать лет ищу, - улыбается Саша, поглаживая бороду. – Но не нашёл. И счастлив только здесь, в заповеднике. А там… там, кажется, и невозможно по-настоящему счастливым быть. 4. Погода испортилась внезапно. Ночью по окну и крыше забарабанил дождь, как разъярённый заяц. Загудел, подвывая, ветер. Утром всё вокруг было серым, мутным, холодный дождь лил прямо и уверенно, будто уже не намереваясь прекращаться. Надев плащ, я поехал на Пархай, где центральная усадьба заповедника. Хотелось познакомиться с Юрисом Станислововичем Карпинским, 50-летним младшим научным сотрудником, в жилах которого, по словам Фета, течёт по крайней мере два десятка кровей. В Сюнт-Хасардагском заповеднике он работает четыре года, до этого работал во многих лесничествах , заказниках и заповедниках, на Дальнем Востоке, на Кавказе, в Средней Азии – выгоняли отовсюду. С Юрисом Станиславовичем, многословием не отличившимся, обменявшись едва ли парой фраз, мы отправились на участок. Лазили по горам, изучали следы леопарда, горных баранов, кабанов, прорубали заросшие и новые тропы к водопоям, очищали родники, - с непривычки я так уставал, что и мне было не до разговоров. Я вспомнил Василия Шукшина – с актёром, игравшим в «Калине красной» отца Любы, которую играла Федосеева, они отправились по каким-то делам в соседнюю деревню, и за одиннадцать километров Шукшин не проронил ни слова, о чём-то размышляя, а когда пришли, сказал, что накрепко они теперь подружились. На третий день мы добрались до начала ущелья Айдере и там попросили у лесников коней. Солнце было высоко. Решив заночевать где-нибудь по пути, стали спускаться по ущелью. Сияло солнце, и дул северный ветер, добираясь до дна ущелья, где цвели дикие вишни, алыча, миндаль и бурная речушка уносила белые и розовые лепестки. Айдере в переводе на русский – ущелье медведей. Но медведей здесь давно нет и в помине. Руководитель первой ботанической экспедиции в западный Копетдаг В.И.Липский в 1912 году видел в ущелье множество фазанов, фиговых и ореховых деревьев, винограда… Мы не видели ни одного фазана – хотя в радуге, перекинувшейся горбатым мостом через ущелье, было словно написано, что каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Даже турачей, небольших, зеленовато-серых с тёмными пестринками курочек, которых было в этих местах видимо-невидимо, всех перебили. После создания заповедника учёные начали искусственное разведение турача. Дело было новым и сложным. Но успеха добились – впервые в СССР и в мире учёным Сюнт-Хасардагского заповедника удалось получить птенцов турача в искусственных условиях. - Всё одно всех выбьют, - натянув поводья, остановил лошадь Юрис. – В том-то и дело, что никогда никаких правил охоты здесь не соблюдалось. Охотились и охотятся круглый год – на всё, что шевелится. Тех же турачей, горных куропаток так били. Несли, словно знамя, перед собой квадрат белой ткани, растянутой на крестовине, с нашитыми с наружной стороны разноцветными тряпками. Своей пестротой и яркостью тряпки одурманивали куропаток, самка начинала клековать, собирая всех в кучу. И охотник бил из ружья почти в упор - разом мог убить пятнадцать горных курочек. А джейраны! После войны ещё здесь были тысячные стада. Сейчас – только в вольере у нас несколько осталось. - Местные жители выбили? - Номенклатура из центра и своя – с вертолётов, с машин ночью под фару. Но особенно местные, да. - У историка Гумилёва, - зачем-то решил я блеснуть эрудицией, - в книге «Этногенез и биосфера Земли» есть мысль о том, что каждая народность, взаимодействуя с окружающей природой, вырабатывает образ жизни, позволяющий жить, не истощая основу своего материального бытия, потому что насилие над природой – это самоубийство. И во все времена любые виды браконьерства карались самими соплеменниками. Свирепствовали же чаще народы, пришедшие из других мест. - Интересно, видел историк Гумилёв хоть раз в жизни живого браконьера? Учёному оно, конечно, виднее. Да и проще, по-моему, свалить всё на пришлых. Мол, они во всём виноваты, им дела нет до нашей природы. А кто вот для меня пришлый? Во мне и татарская, и немецкая, и русская, и еврейская, и польская, и литовская, и испанская, и даже ассирийская крови… Я по опыту своему знаю: и местные, свои так браконьерят, что держись. Нет такой народности – советской. Потому, может, и совершается с 1917-го года самоубийство. - Вы из-за антисоветских взглядов так часто места работы меняли? – поинтересовался я. - Был у меня случай на Кавказе… - не ответил на вопрос Юрис, но и не договорил. – Впрочем, ладно. А я вот что хочу сказать: здесь крепкое высокоорганизованное охотничье хозяйство создать надо. Заповедник – это всего каких-нибудь тридцать тысяч гектаров. А у остальных-то ста тысяч нет хозяина. У наших лесников и егерей все вокруг родственники – нужно им их, браконьеров, отлавливать, тем паче наказывать? Возьмём леопарда. Их много когда-то было, очень много. |
< Пред. | След. > |
---|