| Место встречи Волги и Каспия-моря |
|
|
|
| 14.12.2009 | |||||||||||||
Страница 5 из 11 - А вообще-то, природа равнодушна, — помолчав, как-то вдруг сказал Георгий Витальевич. — Нельзя её очеловечивать. Никто, кроме человека, не знает о неизбежности смерти. И это, думаю, прежде всего сделало его царем природы. Преступнейшая философия: после нас хоть потоп. Никакие заповедники не спасут, на мой взгляд, если не создавать неустанно «заповедников» в душах людей. И необходимо снова и снова показывать людям красоту жизни, природы, учить её видеть, слышать, осязать. Но я против сантиментов в отношении к природе! Против сюсюкающей любви!.. К природе надо относиться как к дому, который нас приютил на некоторое время, но который мы неизбежно оставим тем, кто придёт после нас. Настоящий, воспитанный человек никогда не оставит после себя хлама, выбитых окон, прогнивших половиц, обрушившихся стропил... И не станет обливаться слезами умиления при виде своего дома, а вместо этого возьмёт молоток, гвозди и что-нибудь приколотит нужное, подкрасит, хотя, конечно, и ему доставит наслаждение, утомившись от трудов, взглянуть на дом со стороны на закате или вот солнечным утром, как сейчас... - Если собрать всех зверей и птиц, убитых героями русской литературы, - сказал я, всех пойманных рыб, то можно было бы создать неплохой заповедник, не правда ли? - Нет, не думаю. Действительно, охота, рыбалка - традиционные для нашей литературы темы. Вся почти русская литература, как ни одна, может быть, другая литература в мире, наполнена природой, пристальным вниманием к тончайшим её проявлениям, изменениям: Толстой, Тургенев, Аксаков, Бунин, Пришвин... Невозможно перечислить всех тех, кто подарил нам замечательные страницы о природе, научил любви к ней, завещал нам воспевать и беречь её. Но русская охота никогда не была убийством – у Майн Рида, например, убивают зверья в сотни раз больше! Охота для русского - как своеобразная исповедь перед самим собой и перед вечным, безгрешным, тем, что умеет понять и простить. Всегдашняя мука - выворачивающая душу, выжигающая скверну, очищающая. А что касается вреда от нормальной, по законам, охоты, то говорить об этом несерьезно, по-моему. Охотник, не браконьер, не тот, кто глушит, расстреливает с вертолетов, ночью, слепя фарами, бьёт беззащитных, а истинный охотник, неспособный к подлости по отношению к живому, - такой охотник не принесет вреда природе, я убежден в этом. Промышленные отходы приносят неизмеримо больше бед, чем охота. И не только отходы. И вот еще что важно, крайне важно: со школы, с раннего детства нужно учить человека любить, щадить живое... Мне вспомнились школьные уроки биологии. Творилось нечто невообразимое. «Стручок», как мы прозвали учителя, то и дело выбегал из класса, воздевая руки, а когда возвращался, мы снова принимались гудеть с закрытыми ртами, стучать по партам, булькать... Я часто думал: почему? С чего началось? И недавно вспомнил. Стручок (ни фамилии, ни имени учителя, к сожалению, я не помню) добивался, и все об этом знали, чтобы школа наша стала специализированной, с биологическим уклоном. И мы, человек пять завзятых голубятников, пришли к нему. На балконах и окнах родители не разрешали нам сооружать голубятни, чердак заколотили, в соседний громадный двор, где была двухэтажная голубятня-питомник, нам ходу не было из-за тамошней шпаны, с которой мы были, мягко говоря, не в ладах. Мы пришли к Стручку. Нет, ответил он. И как мы ни просили, ни умоляли поговорить с директрисой, чтобы разрешила нам построить голубятню на школьном дворе, а работали бы день и ночь, видит бог, и не нужно было бы нам никакой помощи, сами бы справились, как справились с хоккейной «коробочкой» незадолго до этого и выровняли футбольное поле, — нет, отвечал нам Стручок. Мало того, он выступил на собрании с обличительной речью: мол, и по программе-то мы абсолютно не успеваем, сплошные двойки, а голубятня вовсе отвлечёт, и хулиганим мы на уроках, все голубятники — отпетые хулиганы и потенциальные уголовники. Не все, тихо сказал Славка Безднин, но Стручок его не слышал. И на следующем же уроке Славка с Пашкой Серегиным отомстили - отравили в кабинете биологии инфузорий, рыбок, а самому Стручку подбросили в выдвижной ящик стола дохлую ворону. К добру это, естественно, не привело. 4. Ну вот и с вертолета поглядел я на дельту: камыши, которые правильней называть тростником, протоки, заросшие култуки, ивы, кое-где небольшие песчаные пляжи и раскаты, раскаты - до самого Каспия. Птиц немного - в августе они прячутся и прячут своих подрастающих детёнышей. Колонии уток, заканчивающих линьку, сбивающих маховые перья, караваек, пеликанов, лебедей... Русанов сказал, что в дельте сейчас около двухсот тысяч пар лебедей, а во время создания заповедника их почти не было - ни кликунов, ни шипунов, ни малых. Прошлая зима была суровой, и около 33 тысяч лебедей замерзло, в основном на северо-восточном Каспии. Ничего нельзя было поделать. Много лебедей осталось вдовыми. - А правду говорят насчет лебединой верности? — спросил я, когда вечером мы сидели у костра в ожидании ухи. Русанов усмехнулся. Взял палку, стал ворошить угли, не обращая внимания на комаров. Я вспомнил, как Шерлок Холмс по внешнему виду человека определял род его занятий. Не очень себе представляю, чем, например, инженер сейчас отличается от хирурга, но людей, всю свою жизнь посвятивших работе с животными, а особенно с птицами, отличить, по-моему, несложно. Вообще, может показаться иногда, что человек произошел не от обезьяны, не от коровы, как считал Остап Бендер, а от птицы. В метро, например. Вон девушка в обтягивающих джинсах, заправленных в сапоги на высоченных каблуках, — чем не цапля? А на эскалаторе бантастая лимонная голубка (есть такая порода) воркует что-то на ухо орлу. Скачет по лестнице на переход взъерошенный воробей с портфелем. Напротив в вагоне дремлет с газетой в руках филин. У дверей — павлин в красно-сине-зеленой куртке с поднятым воротником. Двери открываются, и входит, озираясь, покачивая головой, курица, за ней два петуха. А на следующей станции с грохотом вламывается в вагон толпа (с хоккея, должно быть) и к задней двери припечатанным оказывается вылитый цыплёнок-табака. А этот торговец фруктами на Черёмушкинском рынке – чем не сокол? И внутренне, характером многие люди, по-моему, напоминают птиц — кто орла, кто лебедя, а кто стервятника. -...Насчет лебединой верности? - пожал плечами Русанов, похожий на птицу редкую, чуткую, в любой момент готовую вспорхнуть, хоть и работает Герман Михайлович в заповеднике уже лет двадцать после окончания летно-технической школы и сельскохозяйственного института. - Был у нас такой случай. Могу рассказать, если интересно. В городе есть небольшой пруд, принадлежащий заповеднику. Жила в нём пара белых лебедей. Плавали они между кувшинок и лотосов, все ими любовались, кормили, детишек на их фоне фотографировали. Полная идиллия. Но привезли нам из-под Москвы, из Звездного городка, от космонавтов, чёрного лебедя - этакого заморского красавца. И тут же, буквально в тот же день белая лебедиха изменила с ним своему суженому, прямо на глазах бедняги. Мало того. Стали они вдвоём бить и всячески преследовать покинутого. И били до тех пор, пока однажды в воскресенье, когда никого из работников заповедника не было рядом, насмерть не забили. Вот вам и верность. А чёрные - жестокие. Очень жестокие. В ноябре мы подобрали крохотного белого лебедёнка, оставшегося без родителей. Отогрели кое-как на плитке, выходили. И пустили к изменщице — у Людмилы незадолго до этого от чёрного Руслана лебедята родились. Но убил его Руслан. Ударил малыша по голове — и убил. - Так что ж, Герман Михайлович, выходит, нельзя верить легендам? |
|||||||||||||
| Последнее обновление ( 14.12.2009 ) | |||||||||||||
| < Пред. | След. > |
|---|