| Место встречи Волги и Каспия-моря |
|
|
|
| 14.12.2009 | |||||||||||||
Страница 11 из 11 Рассказывает Андрианыч, как охотники ранили кабана, но решили, что промахнулись, и ушли. А Андрианыч увидел кровавый след и пошёл выслеживать, потому что раненый кабан опасен смертельно, оставлять его ни в коем случае было нельзя. Долго ходил. Почти отчаялся уже – и в темноте кабан на него бросился из кустов, не кабан - гора, как показалось Андрианычу. - На долю секунды опередил, - смеётся Андрианыч. - На удар один сердца, может. А потом сердце неделю строчило как пулемет. И чувствовал я себя тоже почти зверем... Одним-то выстрелом я кабана, конечно, не уложил, хоть и успел выстрелить. И потом сражался с ним, проклятым, что с фашистом в рукопашной... Вообще, - говорит Андрианыч раздумчиво, — бывают такие моменты... Вот с кабаном или с котом камышовым, который тоже на меня однажды из камышей и... чудом я каким-то... Или когда за птицами наблюдаешь много часов подряд, в язык их вслушиваешься... Говорить я не мастак, на собраниях редко выступаю, в камышах всё больше... Но есть у меня такая мысль, что человек сам порой как бы... Сам он - природа. Разделять нельзя. Мы просто не знаем ещё многого. Но по-человечьи надо... Взять вот хоть дельту нашу. Она сколько раз человека, всю Россию выручала в беде? Так и мы к ней должны по-человечьи. А то поймал тут браконьера одного, а он, умник, как пошёл сыпать названиями всякими хитрыми, химией разной, физикой и прочей дрянью, которой Волгу травят. Мол, я десяток судаков возьму, а завод десяток тыщ потравит. Я не поверил сперва, но поинтересовался — так всё, верно... Это ж не по-человечьи, правильно я понимаю? 9. Быть может, вся природа - мозаика цветов? Быть может, вся природа - различность голосов? Быть может, вся природа - лишь числа и черты? Быть может, вся природа - желанье красоты? - вспоминаю строчки Бальмонта, сидя в куласе посреди благоуханного моря лотоса. Ночью грохотал и потрескивал сухой гром, метались над дельтой, которую Велимир Хлебников назвал «местом встречи Волги и Каспия-моря», бесноватые белые молнии, гудел ветер. А теперь тихо. Я приподнял из воды цветок лотоса и разглядываю его. Засушить, как обычную розу, заложить лепестки в книгу на память невозможно, потому что цвет сорванной «каспийской розы», нежный, воздушно-розовый, с золотистым, перламутровым, матово-серебристым в тени оттенками, почти сразу умирает. Она и в природе-то цветёт всего три дня. И правильно я сделал, что не взял с собой фотоаппарат - не изобрел ещё человек такой аппарат, чтобы можно было запечатлеть цветущий лотос. Сижу и смотрю, как садятся на огромные зелёные блины - листья лотоса - бабочки, переливницы, репейницы, голубянки и какие-то ещё, темно-зелёные в красно-фиолетовую крапинку, названия которым не знаю. Между листьями снуют жуки-плавунцы. Шуршат где-то возле самого уха крыльями, прозрачными у основания и густо-синими, с зеленым оттенком по краям, стрекозы, красотки и дозорщики. Тут и там выпрыгивают, чуть ли не на махалку, как здесь говорят, на хвост становятся и смачно плюхаются в воду метровые сазаны. Парит в небе орлан-белохвост или степной орёл, и больно смотреть на него, то исчезающего, то появляющегося между облаками. Высоко пролетела стая белых птиц. Уже на юг? И вспомнились стихи гениально-безумного астраханца Хлебникова, сочинённых, возможно, на этом самом месте, где работал его отец, организатор-директор заповедника, большой русский учёный, радевший за сохранение великой русской природы: Там, где жили свиристели, Где качались тихо ели, Пролетели, улетели Стая лёгких времирей… 1985 |
|||||||||||||
| Последнее обновление ( 14.12.2009 ) | |||||||||||||
| < Пред. | След. > |
|---|