Официальный сайт журналиста и писателя Сергея Маркова.
Часть II. Глава XV Версия в формате PDF Версия для печати Отправить на e-mail
10.12.2009
Оглавление
Часть II. Глава XV
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Страница 7
Страница 8
Страница 9

 - К его деятельности на посту руководителя Театра Вахтангова отношение было, мягко говоря, неоднозначным. Вы, Галина Борисовна, уже много лет возглавляете театр «Современник». Интересно, каково ваше – как коллеги – видение, ваше отношение к Ульянову – художественному руководителю?
 - Он выискивал, приглашал молодых и немолодых разных режиссеров, экспериментировал, рисковал – может быть, многие ему это в вину ставят, но это не вина, а колоссальное достоинство, я-то понимаю, что он таким образом продлевал жизнь Театру Вахтангова! Ведь он, знаменитый, великий, обожающий играть, мог запросто поставить во главу угла собственные актерские амбиции, приглашать режиссеров лишь для того, чтобы ставили на него, его обслуживали. А он думал о театре… И всё, что хорошего делалось в СТД, шло лично от него – я это знаю. Он помогал очень и очень многим людям, старикам, молодёжи! Светлый человек. И вовсе не такой суровый, мрачный, каким хотел порой казаться. Я помню, летела из Америки, из Нью-Йорка. Иностранный продюсер взял мне билет в первый класс, и мы встретились с Михал Алексанычем в предбаннике, у него был билет в обычный эконом-класс. Мне стало дико неудобно! Я хотела предложить ему свое место, но понимала, что, наверняка, он откажется. А у него была куча каких-то свертков, пакетов, может быть, Алле что-то вез, дочке, внучке… Я пошла к девочкам-стюардессам, сказала, что так Ульянов, попросила пересадить его в первый класс, рядом со мной было место. Ну, освободили его от всех этих кульков, которые у него были, как у всех нас, когда мы летали за границу, мы разговорились про жизнь, про Америку. Я спрашиваю: «Миша, а ты на Брайтоне был?» - «Был», - говорит. И улыбается. Рассказывает, как оказался там, на Брайтон-Бич под вечер, почему-то один, то ли его оставили ненадолго, то ли сам решил пройтись… А для них «Тевье-молочник» - это все, любовь навсегда! И очень смешно, с типично одесско-брайтоновским таким акцентом Миша мне рассказывает, как подходит к нему пожилой человек, бывший наш, и говорит: «Ульянов?» - «Да», - отвечает Миша. - «На съемки?» - «Нет». – «На гастроли?!» - «Тоже нет». – «Насовсем?!!» - закричал тот с ужасом и восторгом одновременно. Потому что легче было предположить, что континенты сойдутся, небо рухнет, чем то, что Ульянов эмигрирует… Очень мы с ним хохотали в самолете.
   А вообще Михаил Александрович Ульянов – это планета на небосклоне, совсем немного было таких планет, но они, к великому счастью, в нашей жизни были. И Ульянов – одна из самых ярких, замечательных планет! От которой еще долго будет идти свет. Я часто его вспоминаю. Его лицо, его глаза, его смех…»

 - …А наша картина «Мастер и Маргарита» могла бы быть интересной еще и тем, - рассказывал Ульянов в своём последнем интервью, - что режиссеру Юрию Кара удалось собрать блистательных артистов: Филиппенко, Павлов, Стеклов, Бурляев, Анастасия Вертинская, Гафт, Куравлёв… Я не всех перечислил… Будет жаль, если никогда никому так и не удастся картину увидеть.
 - А как вам телевизионный фильм, в котором Пилата сыграл Кирилл Лавров?
 - Мы с Кириллом братья – еще со времен «Братьев Карамазовых» так называем друг друга: «брат Иван», «брат Дмитрий»…
 - Вы не ревновали? Тот фильм показали, а ваш…
 - Знаешь, я себе плохо представляю артиста, которому не знакомо чувство ревности. Вот «Наполеон I», например. Эфрос ведь все время хотел восстановить спектакль уже на сцене Таганки, когда Любимов уехал, Анатолий Васильевич стал там главным режиссером. Все говорил: «Вот сейчас я поставлю «На дне», а потом…» Потом так никогда и не наступило – потом он умер. И вот уже в 90-е годы, по настоянию Ольги Яковлевой, наш спектакль восстановили на сцене Театра имени Маяковского. Дело в том, что одна из режиссеров Театра на Малой Бронной, работавшая с Эфросом, записывала со стенографической точностью все репетиции, все его замечания и до мелочей, до подробностей всю структуру спектакля. По этой стенограмме она и восстановила спектакль, декорации, костюмы – все…
 - Но это же плагиат, воровство!
 - Можно как угодно называть. Я ревновал. Наполеона в восстановленном спектакле играл актер Театра имени Маяковского Михаил Филиппов. Но все мизансцены, которые играл Филиппов, все без исключения были придуманы, сочинены, наработаны в нашем спектакле.
 - Не только Эфросом, но и лично вами?
 - В том числе и мной. Поэтому, конечно, я ревную.
 - Интересно, а много было в вашей жизни кинопроб, не вылившихся в фильмы? Когда не утверждали вас на роль.
 - Пробовался на роль Харламова в фильме «Белорусский вокзал», на Распутина, сравнительно недавно предлагали в фильме «Ночной дозор» роль светлого мага сыграть… Бывало, как у всякого актера. Но что об этом говорить? Ныть, жаловаться…
 - Но это же унизительно.
 - В жизни многое унизительно.
 - Я читал в воспоминаниях, что Высоцкий, например, дико переживал многочисленные свои неутверждения, запивал… И Олег Даль… И, может быть, это тоже приблизило их ранние смерти.
 - Посмотреть, сколько актеров только за последнее время ушло – аж страшно становится! Помнишь такую картину «Тема», которую мы с Глебом Панфиловым в Суздале снимали?
 - Конечно, помню. Вы там с Инной Чуриковой играли.
 - Одна из сцен была на кладбище. Зима стояла, мороз. И вот пока ставили свет, камеру, я бродил по кладбищу, чтобы согреться. Оно уже закрытое было, там никого не хоронили. Ходил, смотрел на фотографии, читал надписи. И вдруг заметил одну закономерность: люди, рожденные во второй половине XIX века, в 1860-м, 1870-м, 1880-м прожили долго, по 85-90 лет. А те, кто появился на свет в 1920-м и позже, очень недолго на этом свете задержались. И это было этаким наглядным пособием для характеристики веков по части милостей их к человеку. Войны, голод, всяческие осложнения социальные: то «заморозки», то «оттепели», то опять «заморозки», все время жили мы в перенапряжении… Но я тебе подробно обо всем этом рассказывал в том круизе по Средиземному морю, помнишь? Ты меня еще расспросами о женщинах терзал… Кстати, «Мартовские иды» смотрел?
 - Если честно – нет, - ответил я.
 - Вот так… - вздохнул Михаил Александрович. Помолчали. – А много любви было в спектакле, насыщен был страстью… Стареющий мужчина и молодая красавица Клеопатра, последняя его любовь, которую играла очаровательнейшая наша актриса Марина Есипенко, моя, кстати, землячка, сибирячка, из Омска.
 - Вы с такой гордостью об этом сообщаете: сибирячка…
 - Горжусь, а что ж? Цезарь мой прекрасно понимает: это и последняя зацепка в его жизни, дальше – пропасть, смерть. Смерть подошла к нему вплотную: он уже знает о заговоре Брута, и потому имеет возможность остановить заговор, предотвратить или хотя бы отсрочить. Но не делает и попытки. Он сам отдает себя на заклание, позволяет себя убить. И в этом огромная драматургическая сила. По сути, Цезарь идет на самоубийство. Он вот что говорит: «Надо бы напугать этих тираноубийц, но я медлю, не могу решить, что с ними делать. Заговорщиков я подавлял только добротой, большинство из них я уже не раз простил, и они приползали ко мне и из-под складок тоги Помпея, целовали мне руку в благодарность за то, что я сохранил им жизнь. Но благодарность быстро скисает в желудке у мелкого человека, и ему невтерпеж ее выблевать. Клянусь адом, не знаю, что с ними делать. Да мне, в общем-то, все равно…» Его единственная и последняя радость – прелестная египтянка, при виде которой он молодеет, распрямляется, она дарит ему напоследок ощущение забвения и счастья… Но и она его предает, изменяет с Антонием.
 - Которого вы тоже некогда играли…
 - Некогда… - Ульянов печально умолк.
 - Я до сих пор помню, как ваш Антоний посреди оргии в Риме взвыл, взревел от боли, любви и тоски по возлюбленной: «В Египет захотелось!!!» Как и генерала вашего Чарноту из «Бега» в Мадрид кидало, а на самом деле в Россию, где «такой был бой!..»
- Гениально страшно написала Ахматова: «Я живу ведь только сегодня»… Это касается всех, не только актеров. Актеры, может быть, лишь болезненнее это воспринимают. О чем мы говорили?
 - Да все о Цезаре. О предательстве. Об измене Клеопатры.
 - И это был последний камень в голову Цезаря: больше никаких связей – ни дружеских, ни государственных, ни любовных. Конец…

 «Марина Есипенко – артистка вахтанговского стиля и вахтанговского вкуса, - писал о ней  М.А. Ульянов. – Но она не только красива и обаятельна, но еще и умна. Потому в ролях своих вытаскивает суть, тему роли, логику роли. То, что актрисам не всегда дается – ей удается. Она умеет работать самостоятельно. В московском театре такого калибра, как наш, где большая труппа, свое место, свое лицо иметь очень трудно. Она – имеет.
   Марина такая героиня, в которой есть шарм, который бесконечно привлекает, как магнит, и создает вокруг нее атмосферу театра – прелестного, романтического, женственного. От нее трудно оторвать взгляд. Так вот – у нас есть такая актриса – это редкость».
   Когда его не станет, Марина Есипенко вспомнит:
 «Он был человеком поразительным! Всем, кто обращался к нему с более или менее адекватной просьбой, он всегда помогал. И как только его на все хватало? Реально помогал, не на словах, как подавляющее большинство людей его статуса. Я являюсь землячкой Михаила Александровича, родилась в Омске, в самом городе, а он в Таре Омской области, вернее в селе, которое подальше. В Таре сейчас живет сестра моей бабушки. И я вижу в этом некую взаимосвязь с великим русским актером… В Омске я занималась в Народном театре поэзии Любови Ермолаевой, с которой Ульянов был хорошо знаком, во многом помогал ей, поддерживал… Играя Нину Заречную, другие роли в этом Театре поэзии, а потом поступив в Щукинское училище, я себе, конечно, и представить не могла, что когда-то буду выходить с великим, недостижимым Ульяновым на одну сцену, а уж тем более достаточно близко с ним общаться. Увидела его вблизи впервые, когда училась в театральном училище на курсе Евгения Рубеновича Симонова. Тогда как раз перипетии были по поводу смещения одного, назначения другого… Но взял меня в Театр Вахтангова именно Михал Алексаныч, Юлия Константиновна Борисова попросила его меня посмотреть. Первое впечатление? Я начисто лишена, к сожалению, быть может, какого-то благоговения перед сильными и великими мира сего. Помню, девчонки прибежали после «Принцессы Турандот» в панике, быстро, кричат, разгримировывайся, Михаил Сергеевич там ждет, хочет похвалить! А на меня это не произвело никакого впечатления! Ну Горбачев, ну и что?.. И точно так же, когда я поступила в Театр Вахтангова, хоть и испытывала некоторую робость, но не более того. Да, звезды, известные всей стране, великие артисты, а теперь мне с ними работать, это мои коллеги… Меня сразу ввели на главную роль в спектакль «Кабанчик», потом в «Стакан воды», где я играла с Юлией Константиновной, с Людмилой Васильевной Максаковой, Юрием Васильевичем Яковлевым… Я безумно за это благодарна Михал Алексанычу – что он дал мне шанс показать, заявить о себе. Какую-то даже фору. Я при Ульянове сыграла очень много ролей, грех жаловаться. Бывало по 26 спектаклей в месяц! Я всегда буду ему благодарна! Я, когда смотрела фильмы с ним, как все зрители нашей многомиллионной страны, думала, что это такой маршал Жуков, такой председатель, директор, вождь, сильный, волевой, бескомпромиссный… А тут, придя в театр, я узнала Ульянова как человека очень доброго, мягкого, даже в каких-то вопросах, где надо было б проявить жесткую режиссерскую волю, мягкого чересчур.


Последнее обновление ( 01.08.2011 )
 
< Пред.
ГлавнаяБиографияТекстыФотоВидеоКонтактыСсылкиМой отец, поэт Алексей Марков