| Часть I. Глава XIII |
|
|
|
| 10.12.2009 | ||||
Страница 1 из 2
Глава XIII.В море. Я вспоминал размышления кого-то из писателей о том, что у каждого человека есть свой, главный возраст. Глядя на изображение человека, фотографию или живописный портрет, можно сказать, например: это ещё не Толстой, а это уже не Горький. Так вот на круиз пришёлся главный возраст Ульянова. К такому выводу я пришёл, естественно, не на пеленгаторной палубе «Белоруссии», а много лет спустя. Глядя на пожелтевшие фотографии из того круиза. Кстати, сохранилось их всего несколько. Где-то в районе Лазурного Берега или Каталонии я перепутал плёнки, зарядил уже отснятую, и вышли творения (это я увидел в Москве, напечатав), которым позавидовал бы и сам уроженец Каталонии король сюрреалистов Сальвадор Дали: факир с Рамблы оказался лежащим на мальтийской крепостной стене, верхняя часть тела Елены пребывала на фоне марсельского старого порта, нижняя располагалась уже на Гран-Базаре в Стамбуле, Ульянов хорошо просматривался сквозь собор Святого Януария, А.П. просвечивалась через рыбину, сфотографированную мной на рыбном рынке, а я вообще витал в облаках. …Потом будет Ялта и будет Одесса, на рейде перед которой «Белоруссия» задержится, кого-то пропуская или выпуская из порта. И тот же, что две недели - круиз, нет, целую жизнь - назад змей, похожий на орла с мощным клювом и широченным размахом крыльев, будет парить, неудержимо рваться в поднебесье… Через несколько лет падёт великая Советская империя. Мы с Еленой Ульяновой, получив, наконец, с помощью Ульянова трёхкомнатную квартиру в актёрском доме на Делегатской, расстанемся. И я расскажу ей о том, что именно нагадала мне цыганка на бульваре Рамбла в Барселоне: что корабль, на котором мы плывём, попадёт в шторм и потерпит крушение, пойдёт ко дну и многих за собой утянет, а мы выплывем, но уже поодиночке. Не теплоход «Белоруссия», как показала жизнь, она имела в виду… Михаил Александрович приедет, будет уговаривать меня согласиться на то, чтобы Лизе была присвоена его фамилия. «Ты молодой, Сергей, у тебя ещё будут дети. А у меня больше никого, пойми…» Он не потеряет лицо в смуту и развал 80 - 90-х годов. Годов всевозможных председательств, депутатств, ораторствований (а оратором он станет блестящим) на митингах, собраниях, заседаниях… В преддверии крушения, гибели, на исторической XIX-й партконференции Ульянов заступится за Горбачёва, подвергнувшегося яростным нападкам (в основном не за судьбу Отечества, а за то, на чем и Ельцин «поднимется» - за шубы и слишком стройные ножки супруги, Раисы, эх, Рассея!..): «Коней на переправе не меняют!» - воззовет с кремлёвской трибуны Ульянов, вызывая тем шквал стрел на себя, но это была его позиция. (И то сказать: Горби ли виновен в том, что произошло с нами? Не мы ли, не народ наш, который, говоря беспощадными словами классика: «жалеть не должно, он сам своих виновник бед, терпя, чего без подлости терпеть не можно!..») Ошеломлённый, в невиданном мною прежде, каком-то шекспировском, если не дантевском смятении он зачтёт нам на даче, где соберёмся мы на день рождения Лизы, выдержки из секретного выступления директора ЦРУ Аллена Даллеса в 1945-м: «…Всё золото, всю материальную мощь мы бросим на оболванивание и одурачивание русских… Посеяв в мозгах хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдём единомышленников в самой России… Из литературы и искусства мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино – всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие инстинкты и чувства. Мы будем поддерживать и подымать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ пошлости, секса, насилия, садизма, предательства… В управлении государством мы создадим хаос, неразбериху, поставим во главу угла коррупцию, притом снизу до самого верха...» Возглавив Союз театральных деятелей, бывшее ВТО, бывшее «Общество вспомоществования престарелым и бедствующим актёрам», он будет биться за своих «братцев» - актёров: за теряющих ориентиры, сбившихся с пути, заблудших молодых, за стариков, обкраденных и оболганных, сирых и убогих, униженных и оскорбленных, проклятых и убитых: ходить, хлопотать, выбивать, выпрашивать… Чтобы спасти актёров от голодной смерти, пойдёт с делегацией театральных деятелей на поклон к нефтегазовому олигарху; ничто не шевельнётся в душе нувориша при виде старых беспомощных актрис и актёров, заведенных длинноногой секретаршей к нему в кабинет, пока не увидит он лицо Ульянова: «Ты – Жуков! Тебе денег дам!» Он будет честно, добросовестно, но абсолютно неискушенно пытаться разобраться в склоках и тяжбах вокруг сожженного здания ВТО на Тверской и строительства нового, хотя в уме его художественном толком не уложится даже количество нулей сумм, что там станут «распиливаться», десятков, сотен миллионов долларов… «Это только враги могли придумать, что тебя и Элема Климова выдвинули в председатели, - скажет Ульянову Виктор Петрович Астафьев. – Они хотят, чтобы вы дело своё основное не делали и плохо делали то, которое вам навязали…» И «навязанное» дело он делал, как всё – с полной самоотдачей, с обязательным, во что бы то ни стало решением, результатом. Но, уже уйдя с поста председателя (хотя все голосовали за то, чтобы он остался на третий срок), печально скажет, проезжая мимо здания Союза: «Будто и не было этих десяти лет. Этих бесконечных обиваний порогов, просьб… Не то чтобы благодарности хотелось – а часто даже «спасибо» за выхлопотанное забывали сказать, - но всё же угнетает такая забвенность страшная в человечестве…» |
||||
| Последнее обновление ( 10.12.2009 ) | ||||
| < Пред. | След. > |
|---|