Официальный сайт журналиста и писателя Сергея Маркова.
Часть I. Глава XII Версия в формате PDF Версия для печати Отправить на e-mail
10.12.2009
Оглавление
Часть I. Глава XII
Страница 2
Страница 3

 - Но как мало мы обо всём этом знаем, - сетовал Ульянов.
 - Мы вообще мало знаем, - отвечала ему А.П.
   Мы осмотрели драгоценности, хранящиеся в музее, бриллиант в 86 карат, оружие, китайский фарфор, кубки, парадные одеяния султанов, ордена и медали почти всех стран мира, которыми награждались турецкие монархи, картины, мумифицированную человеческую руку, вделанную в серебряную оправу. Зашли в прохладный влажный полумрак гарема. Там было некогда более полутора тысяч наложниц - со всех концов империи, со всего мира султану посылали самых красивых девушек. Провинившихся жён и наложниц зашивали в мешок вместе с кошкой и змеей и бросали в Босфор. Один из султанов, утратив мужскую силу, велел связать всех своих наложниц, которые не смогли ему силу вернуть, привязать к их ногам камни и утопить.
 - Какой милый был мужчина, - заметила А.П.
   Предприимчивы стамбульские гиды: с группой туристов, любителей острых ощущений, рассказывая по пути, как проводил время пророк Магомет со своими жёнами, пробирались под покровом ночной темноты, с великими предосторожностями, с риском для жизни в «харемлык» - «запретное место» отсутствующего паши, и там, в декорациях, благовониях, в прозрачных одеждах их встречали наложницы, истосковавшиеся по белому свету, чистые, скромные, страстные; туристы платили, не подозревая, что обслуживают их обыкновенные проститутки из публичных домов.
 - Были б деньги, хотел бы, небось, сходить на экскурсию, Серёжа?
 - Что вы такое говорите, Алла Петровна!
 - Видела я, как вы с Михал Алексанычем на танцовщицу давеча глазели!..
   Что касается самих султанов, то вот один из них - Абдул Хамид II, прозванный Кровавым. У него было 54 камергера и генерал-адъютанта, 300 дворцовых адъютантов, 1000 лакеев, 800 поваров и кухонной прислуги, 400 музыкантов, певцов и шутов, 50 парикмахеров, рекордное количество жён и наложниц, а также всевозможные «шефы тюфяка», «шефы молитвенного коврика», «толкователи снов»... Примечательно, что эти тёмные, безграмотные «шефы» или парикмахеры после нескольких лет службы получали, как правило, посты губернаторов на востоке страны. Но и работка, прямо скажем, была у них не сахар. Однажды Абдул Хамид II застрелил у себя в саду садовника, который, приветствуя его низким поклоном, держал руки под фартуком, - султану показалось, что в руках у садовника оружие. Ему всюду мерещились заговоры. Он почти не выходил из дворца, часто на молитву в мечеть вместо него ездил двойник. В подземельях мог быть тайно удушен по доносу любой человек, даже приближенный султана.
 - Типичный наш Иосиф Виссарионович, - сказала А.П.
   А из окон дворца виден Босфор, покрытый солнечной дымкой, сквозь которую пробивается блеск волн, видны корабли из дальних стран. Виден мир.
   Президенту Мустафе Кемалю много удалось сделать. В истории Турции он сыграл, пожалуй, не меньшую роль, чем Пётр I в нашей истории. Вслед за ликвидацией султаната и провозглашением республики Мустафа Кемаль уничтожил халифат, министерство шариата, закрыл многие религиозные школы и ввёл обязательное школьное образование, латинский алфавит, запретил шариатские суды... Борьба была яростной, кровавой. Мусульманские фанатики в 1930-м году среди бела дня на площади окружили армейского офицера Кубилая, повалили и медленно отпилили ему голову ржавой пилой, а толпа ревела, скандировала в экстазе: «Аллах велик!» «Было необходимо запретить феску, - говорил Кемаль, - которая сидела на головах нашего народа как символ невежества, небрежности, фанатизма, ненависти к прогрессу и цивилизации, и принять шляпу - головной убор, которым пользуется весь цивилизованный мир». Это тоже стоило жизни многим кемалистам. В первую же годовщину республики Мустафа Кемаль устроил танцы, что раньше было немыслимо. Президент попытался в принципе изменить отношение к женщине. Однако и по сей день убить изменившую жену, а заодно и любовника, - дело житейское. Недавно офицер, вернувшись домой, застал жену в постели с другим и застрелил, не раздумывая, обоих. «Что бы вы сделали на его месте?» - задал вопрос депутат парламента. «То же самое!» - раздался единогласный ответ Национального собрания. И офицера оправдали. В 1873-м году неподалеку от Стамбула поссорились двое детей из разных семей. Что они не поделили, никто теперь не знает, возможно, лопатку или куличик. Но суд до сих пор разбирает дело. 19 убитых с обеих сторон, 70 человек под следствием, а дело все разрастается... Совсем недавно министр по делам семьи и женским вопросам заявила, что «девушки, живущие в приютах для сирот, являются детьми государства, и проверка на девственность поможет сохранению нравственности страны». Тезис о том, что эта «проверка» приводит к самоубийствам, министр парировала: «Речь ведь идёт всего о трех–пяти случаях. Главное, чтобы родителям было чем отпугивать своих дочерей от грехопадения и сохранять традиции».
 - Вот бы у нас так, - сказала А.П.
   В конце экскурсии мы зашли ненадолго на кладбище. Экскурсовод показал нам любопытные надписи на могильных памятниках. «Бедный добрый Исмаил-эфенди, смерть которого вызвала глубокую печаль среди его друзей. Он заболел любовью в возрасте семидесяти лет, закусил удила и поскакал в рай». «Прохожий, помолись за меня, но, пожалуйста, не воруй моего могильного камня!»
   Михаил Александрович обратил внимание на рельеф на стене, изображающий три дерева - миндаль, кипарис и персик. Под изображением надпись: «Я посадил эти деревья, чтобы люди знали мою судьбу. Я любил девушку с миндалевидными глазами, стройную, как кипарис, и я прощаюсь с этим прекрасным миром, так и не отведав её персиков».
                                                        х                х                х
   И вновь Гран-Базар. Примеряли, торговались, что-то покупали… Старик Гамлет Артурович, воевавший некогда под началом маршала Жукова, впарил-таки Михаилу Александровичу кожаную куртку.
 - Зачем она тебе, Миша?
 - Ну, ходить буду, Ал. На работу.
 - На какую ещё работу?..
 - Он скидку делает, говорит, вдвое, только для меня…
 - Он всем так говорит!
 - Но почему мы должны ему не верить? Человек заслуженный, фронтовик… Видишь, что делает!
   В доказательство того, что кожа натуральная, Иштоян  яростно подпаливал её зажигалкой.
 - Ах, покупай, что хочешь!..
   Примерял Ульянов кепки (кепки - его слабость, отовсюду привозил) – но 62-го размера на базаре не нашлось.
 - Какая голова! – восхищённо цокал языком торговец. – Какой умный человек! Поляк? Завтра приходите, принесу самую большую кепку в мире!.. 
   Когда под вечер отдавали швартовы, муэдзин с минарета сзывал правоверных на намаз: «Ла илаха илла-ллах ва Мухаммадун разулу-ллах».
   Из «Писем»:
 …Вся история наша связана с этой землей. И недавняя. Офицеры с погонами и без, и казаки, и певички из варьете, и купцы-миллионеры, и литераторы, и инженеры, и курсистки – кого только не было на тех пароходах, прибывавших с Чёрного моря, подёрнутого кисеей ледяного дождя. Никто не понимал до конца, что же произошло. Ведь ещё вчера, ещё позавчера... А завтра – продуваемый всеми ветрами лагерь на Галлиполийском полуострове, где сверкает теперь маяк, завтра «только смерть может избавить тебя от исполнения долга», завтра на базаре будут хватать за рукава выцветшего кителя: «Продай ордена, что тебе они, ты вернёшься с Врангелем и новые получишь, да и нет больше вашей России!», завтра знаменитый русский художник Белуха-Нимич будет рисовать на стене стамбульского дансинга «Карпыч» заснеженные церкви, композитор и музыкант, виртуоз Корвин-Корвацкий будет аккомпанировать, а хор донских казаков петь «Очи чёрные» и будут падать в простреленную под Екатеринославлем папаху мелкие монеты...
   Стали стихать голоса на набережной, поплыли купола, цветущие сады Сераля, отели с зеркальными стёклами, рекламы видеомагнитофонов и машин, дворцы. Исчезли в дымке, смешались с десятками и сотнями себе подобных бледно-голубые минареты, пристроенные турками к Айя-Софии, а купол «подвешенный на цепях к небу», ещё долго был виден.
 «…Невозможно забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмёт потом горького; и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве».
 - Михал Алексаныч, - сказал я, глядя на исчезающий Стамбул-Царьград, - как думаете, могла бы Русь иную веру выбрать?
 - Не задумывался над этим.
 - Но вы себя представляете буддистом, например? Мусульманином? Или иудеем?
 - Вполне! – улыбнулся Ульянов. – Позвонил мне после «Тевье-молочника» один из самых знаменитых наших евреев: даже более евреистый  твой Тевье, говорит, чем иной еврей. Это  был один из самых лестных откликов на мою работу. Хотя, конечно, не это там было главное.
 - А мне кажется, именно это!
 - Ладно. Послушай меня. Я привык в отпуске отдыхать, а ты меня заставил языком столько молотить…
 - Вы же русский человек, Михал Алексаныч! Чехов сказал: русские люди любят вспоминать, но не любят жить.
 - Вот именно. Пару деньков хоть дашь отдохнуть перед возвращением в Москву? Давай закругляться.
 - Ещё несколько вопросов. Блиц. Прошу!
 - Валяй свой блиц.
 - Ваш любимый писатель?
 - Гоголь, я говорил.
 - Поэт?
 - Есенин, Николай Рубцов.
 - Композитор?

Последнее обновление ( 10.12.2009 )
 
< Пред.   След. >
ГлавнаяБиографияТекстыФотоВидеоКонтактыСсылкиМой отец, поэт Алексей Марков