Продолжение |
17.11.2009 | |||||||||||||||||
Страница 10 из 15 Вспоминает, как они переглядывались с Олегом, заполняя заявление о вступлении в брак, по очереди подписываясь под словами в левом верхнем углу бланка: «Права и обязанности как будущих супругов и родителей нам разъяснены, и мы предупреждены об ответственности за сокрытие обстоятельств, препятствующих вступлению в брак»; как в день свадьбы вышла на улицу и поняла, что не пойдет в загс, а возьмет такси, поедет в аэропорт и улетит в Белгород, в Душанбе, все равно куда, только чтобы никогда никого из них не видеть; и приехала в аэропорт, но неделю уже самолеты из Среднеярска не вылетали из-за тумана... Вспоминает свадьбу, вскоре после которой недалеко от города, в Щеках, Андрей Мальцев разбил машину и чудом остался жив; сломал восемь ребер, ногу, обе руки, ключицу, бедро, нос и челюсть. Ксения почти каждый день ходила к нему в больницу и подружилась с Зоей, настрадавшейся усталой женщиной, схватившейся за Андрея, как за соломинку. Вспоминает сборы Олега в экспедицию. Она была уверена, что не поплывет с ними, но в последний момент – она всегда решала в последний момент – передумала и взяла отпуск. Увидела его. Он постарел. Он очень постарел, и она бы могла не узнать его. ...впервые посмотрела ему в глаза... ...в мокрой обтягивающей майке выходила из карасевого озера, а он, привинтив длиннющий объектив к фотоаппарату, снимал ее... ...на перекате Ильи в кубрике пела под гитару, читала стихи... ...спускалась по трапу, сжимая его руку, шла рядом с ним, совсем близко, по крутой извилистой тропинке вдоль белого леса, спрашивала его о чем-то и спрашивала себя: неужели он так и не узнает ее?.. ...говорила, что любит Олега в тысячу раз больше, чем себя... А правда ли это? – думала. Правда, конечно, правда; Олег добрый, хороший, самый лучший... Но зачем она убеждает себя в этом? Зачем это все? Чего она хочет? ...били Олега, и она не могла пошевельнуться, ничего не могла, была абсолютно парализована, потому что били не Олега, а ее, Ксению, и не его, а ее швырнули на песок между плавником... Ее, ее, и она взяла себе боль, Олежке было не больно... Солнце на минуту скрывается и выскальзывает из-под вялого, лохматого облака. Припекает сильней. Ксения скидывает босоножки. Сперва закатывает джинсы по колено, потом снимает их, чтобы ноги загорали. Снимает и футболку. Золотисто-лазоревая стремнина бурлит, шипит; под размашистый, глубинный шум елей и лиственниц солнце нежно ласкает кожу. Ксения вспоминает, как много лет назад, когда была девочкой, рассматривала марки или лежала в ванной и мечтала о море с голубоватыми, прошитыми солнцем медузами, об острове, где королевские пальмы, орхидеи, и не надо никаких одежд, можно ходить без всего, и есть, и спать, и чтобы все, кто будет на острове, смотрели на нее, восхищались ею... Она дремлет, думая о том, как они с Олежкой переедут в Москву. Вещей у них почти нет, только книги. Снимут комнату. Может быть, даже в Слободе. Хотя нет, в Слободе они жить не будут. Натурщицы, стюардессы... Снимут где-нибудь в другом месте комнату или квартиру. Потом, может быть, удастся купить кооперативную, у нее хватит денег. Она почти не тратила. Иногда только посылала тете. Говорят, не так просто вступить в кооператив. Как-нибудь вступят. Были бы деньги. И через какое-то время, года через два, три, пусть пять, они быстро пройдут, – своя квартира. Пусть небольшая, но своя. Хорошо бы трехкомнатная. Но это, скорей всего, невозможно. Ладно, пусть двухкомнатная. Главное, чтобы не первый этаж. И не последний. Она сделает ее уютной. Будет много цветов. Всюду: на полках, на подоконниках, на подставках, на шкафах. Надо найти какой-нибудь красивый материал на занавески. Мебель, конечно, не старинную, как модно в Москве и Ленинграде, но удобную. Большую стенку для книг, одежды и цветного телевизора. Широкую кровать, потому что Олег спит неспокойно, раскидывает руки. Кресла и журнальный столик на колесиках. У Олега будет свой кабинет. А кухню она устроит лучше всех, надо будет достать моющуюся пленку на стены. Съездить домой, взять мамины часы-кукушку, весы, которые остались еще от прадедушки. Говорят, в новых домах ставят электрические плиты. Неудобные. Нагреваются долго, а потом все подгорает. Газовые лучше. Готовить она будет в мамином вышитом фартуке. Будет варить украинский борщ, по воскресеньям и по праздникам печь пироги с капустой и с рисом. Летом – с грибами и ягодами. Она не будет работать официанткой. Поступит в институт, на заочное. Окончит какие-нибудь курсы. Например, машинисток. Будет работать дома, чтобы там всегда был порядок. Олег любит, когда порядок. И сладкое любит. Порой она испытывает к нему чувство близкое тому, что испытала однажды к Мите Саушкину. Хочется все боли, и маленькие, и большие, которые были и которые будут, взять себе. Хочется прижать его, пожалеть, маленького, беззащитного. Она не ревновала Олега к немке из «Ялты». Верней, трудно понять, что это было. Видя, как он смотрит на красивую Эльке, от которой сама не могла отвести глаз, она чувствовала то, чему не знала названия, в чем себе призналась только теперь, лежа на берегу речушки: материнскую, мучительно чувственную, ревнивую радость. Когда у них все наладится, когда будет квартира, можно взять из детского дома маленького мальчика. Светленького, с синими глазенками. Олега. В детстве она мечтала о сыночке Олеге, курточку ему сшила. Но они назовут мальчика Игорем, по традиции Кузьминых. Игорь Олегович. Она вспоминает, как в первый день в Ялте они с Олегом спустились на пляж. Там было тихо и по-летнему тепло, блестела галька. Она пощупала рукой воду: «Купаться еще можно!» – «Хочешь, прыгну?» – «Дай мне лучше сигарету». – «Я серьезно, хочешь?» – завелся Олег. «Не хо-чу. И не выпендривайся, пожалуйста. Все равно не прыгнешь». Он вскочил, бросил ей очки и, раздеваясь на ходу, побежал наверх. Она кричала, чтобы он вернулся, чтобы не сходил с ума. И потом загадала: прыгнет – все у них будет хорошо. Он разбежался – и прыгнул ласточкой, широко расставив руки. Все будет хорошо. Все будет хорошо... ИГОРЬ ОЛЕГОВИЧ КУЗЬМИН Перекат, на котором срубает последнюю шпонку, крутой и долгий. За ним река сужается и забирает вправо. До истока остается километров десять. По берегам темнеют ельники и пихтовник, пряный, сухой запах оседает в горле пыльцой, от него першит. Раскинув руки, она лежит на спальнике за невысокой ивой. Вокруг разбросана одежда – вельветовые джинсы, красная футболка, босоножки. Она лежит свободно, подставляя всю себя, белую, крупную, красивую, предвечернему солнцу. |
|||||||||||||||||
Последнее обновление ( 13.01.2011 ) |
< Пред. |
---|