Официальный сайт журналиста и писателя Сергея Маркова.
Продолжение Версия в формате PDF Версия для печати Отправить на e-mail
17.11.2009
Оглавление
Продолжение
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Страница 7
Страница 8
Страница 9
Страница 10
Страница 11
Страница 12
Страница 13
Страница 14
Страница 15

Затаив дыхание, большим пальцем он поднимает рычажок предохранителя. Надо подойти еще ближе. Впереди сухая ветка – такая же, как там, на берегу Курынлох-Маян, думает он. И так же подступает тошнота от волнения. Значит, не приснилось? Бог ты мой... Кузьмин прижимает приклад к плечу, прицеливается; задержав дыхание, стреляет из правого и сразу же – из левого ствола, куропатка остается сидеть на земле; голову срезает дробью, на песок медленно опускаются темно-коричневые в белую крапинку крылья.
Что-то мелькает в небе... Кузьмин поднимается, видит удаляющуюся в глубь острова птицу. Это не куропатка и не кряква, хотя тоже крупная.
Минуты через три она появляется. Кузьмин снимает ружье с предохранителя, но прицелиться не успевает, лишь провожает птицу стволами. И опять она вылетает. Поймав ее на мушку, Кузьмин стреляет с колена – мимо; левый ствол – мимо. Но птица разворачивается где-то над затокой и вылетает вновь; она идет не торопясь, совсем невысоко, прямо над Кузьминым – бди-иж, бди-иж, гулко звенят оба ствола, – кажется, что она смеется над ним...
Он быстро вытягивает пальцами дымящиеся гильзы, втыкает еще два патрона; прицеливается – это же гагара, ну конечно! «Говорят, ее пух очень трудно пробить дробью», – слышится голос Ксении; Кузьмин прицеливается особенно старательно, замирает и с каких-нибудь десяти метров вдалбливает в нее из левого ствола заряд... Попал?
Какой там! Сделав еще один круг над зарослями, гагара вскрикивает и, быстро поднявшись над островом, уходит в сторону коренного берега, не обращая внимания на штормовые порывы ветра.
Олег управляется с ужином к возвращению отца. Поджаренные ломтики хлеба, печеная картошка, банка икры – подарок сарандыгских летчиков, черная в синеву куропатка.
– Сынок, да ты просто Игорь Кио! Картошка-то откуда?
– Фирма веников не вяжет! Я еще пару закидушек сварганил, завтракать будем заливным осетром!
Опустившись на руки, Олег раздувает дремлющие угли, ветер помогает ему. Свежее полено загорается, как слоистый янтарь. Небо темнеет и напоминает лохмотья мокрой гнилой мешковины. Коричневатый дым путается в шумящем ивняке.
Куропатка вкусная, но мяса оказывается совсем немного. Приятно выкатывать прутиком из углей крупную увесистую картофелину, перебрасывать из руки в руку, разламывать черными от сажи пальцами, посыпать солью дымящиеся душистые половинки.
– Чайник не закипел еще?
– Скоро закипит. – Олег встает и уходит к лодке.
Костер вяло постреливает и пошипывает. Дым меняет направление; то стелется по песку, поджимая хвост, но ввинчивается в небо и растворяется в вышине, подхваченный ветром.
– Сынок, родной мой, – вскрикивает Кузьмин, видя в руках у Олега бутылки шампанского и спирта. – Откуда, Господи?
– Из Среднеярска.
– И тебе удалось сберечь!
– На твой день рождения, – радостно улыбается Олег и торжественно поет негритянским басом: – Happy birthday to you! Happy birthday to you!..*
– ...Ой, на-ле-тели вет-ры злы-ые да-а-а с вос-точ-ной сто-ро-ны-ы-ы, и-и сор-вали чер-ну шапку-у с мо-ей буй-ной го-ло-вы-и-и...
– Тебе лет шесть тогда было. Мы еще не купили в Светловодове дом, а снимали... Нет, а помнишь, ты домой принес кошку, упавшую с десятого этажа? Утром она, бедная, сидела под витриной! Все спешили на работу, в школу, а ты не пошел на какую-то важную контрольную или даже на экзамен, повез ее через всю Москву в ветеринарную лечебницу... Кстати, куда она потом делась?
– Сосед отравил. Она мяукала в коридоре, спать мешала.
– Я тогда в командировке, наверно, был. А помнишь, как перед самой армией мы с тобой поссорились из-за той твоей девушки, кажется, Светланы? Парикмахерша из Калинина, да? Помнишь, как мама переживала, как...
– Подожди, пап, давай сперва спиртяги понемножку. Знаешь за что?
– Догадываюсь, – говорит Кузьмин и снова со стороны слышит свой голос. – У тебя замечательная жена, сынок.
– Нет, правда, пап...
– Правда. По одной – и хватит. Надо оставить. Бог знает сколько нам сидеть на этом необитаемом острове. Давай еще споем. Черный во-о-ро-он, что ты вье-ешься над мое-ею го-ло-во-ой, ты до-бы...
– Она не похожа на других... – говорит Олег.
– Давай за Ксюшу, – обнимает его за плечи отец. – За то, чтобы у меня скорее появился внук Игорь. Осталось еще?
– Осталось, – помолчав, как-то странно отвечает Олег, разливая спирт.
– А теперь выпьем... за твою диссертацию, электростанцию, а? Что ни говори, а это потрясающая штуковина!
– Штуковина потрясающая, – запив спирт водой, говорит Олег тихо. – В буквальном смысле слова. Мы за мою кандидатскую пили. А ты ведь даже не знаешь, о чем она. О влиянии крупных гидроэлектростанций на окружающую среду. Крупных равнинных водохранилищ. Лет пятнадцать назад построили в Африке одну такую штуковину. Наполнили водохранилище, а земля вдруг зашевелилась. Ученые это называют прогибом земной коры. Землетрясения начались, сперва не очень сильные, а потом – настоящие... И в Штатах, на Колорадо то же самое. И на западе Индии. Здесь, на вечной мерзлоте, могут быть и десятибалльные землетрясения.
– Во-первых, думаю, ты сильно преувеличиваешь. А во-вторых, так уж это страшно? Внизу там тундра, ни городов, ни сел... Пускай себе трясет.
Олег встает, заваривает чай.
– Пускай себе трясет, – повторяет сын, поднимает руку, чтобы поправить очки, но вспоминает, что их нет. – Пускай. Плевать, что климат изменится. Пойменные земли затопит. Сотни тысяч кубометров лиственницы. А газовые гидраты, которых здесь на миллионы! П-пле-вать. Пускай себе трясет. – Олег замолкает; вкладывает и вытаскивает отцовский нож из ножен; изо всех сил вонзает его в песок...
– Олег, успокойся, – сжимает его руку Кузьмин. – Успокойся. И не нужно думать, что те, кто этим занимается, полные идиоты. Поверь мне...
– Верю, пап, верю тебе! Не идиоты, нет... Но объясни, пожалуйста, зачем возводить такие громадины? П-понимаешь, во всех отношениях выгодней строить небольшие станции где-нибудь в горных р-районах. Здесь, например, можно построить тридцать электростанций, и вреда природе они принесут гораздо м-меньше, чем одна потрясающая штуковина!
– Мало ты еще видел в жизни, мало знаешь, – сухо говорит Кузьмин-старший.
– Мало, пап. Зато ты... Еще бы! За репортаж о канале первый приз получил. Когда меня еще на свете не было, снимал ГЭС и ГРЭС. Я вообще ничего не знаю... Но есть многое на свете... А что касается энергии, то в раскопках Вавилона нашли каменные сосуды с металлическими стержнями – сухие электрические батареи, соединенные последовательно. Три с половиною тысячи лет назад взорвался город Мохенджо-Даро, причины катастрофы до сих пор были неизвестны. Археологи обнаружили оплавления, характерные для воздействия температур в 1500 градусов, рассредоточенные на большой площади. Настоящий атомный взрыв. Налить тебе?
– Нет.

...Самым непонятным, жестоко непонятным для Олега был и, наверно, всегда будет вопрос: зачем она пришла?
Зачем за два дня до свадьбы, когда Ксении не было дома, пришла ее подруга Наташа Саушкина и все ему рассказала?
Зачем? Почему? Что дало ей это?
Бесформенная, маленькая, с короткими толстыми ножками, едва достававшими до пола, она сидела и долго не знала, как подступиться. Говорила о какой-то ерунде: об обоях, о куртках в универмаге...
Олег предчувствовал недоброе. Или это теперь так кажется?
Долго, бесконечно она рассказывала о себе, о том, какая она несчастная – отец пил всю жизнь, мать работала продавщицей и села за растрату, брат – подлец, каких мало, теперь вот Митенька... до сих пор прийти в себя не может... Она плакала, растирая носовым платком тушь по жирным щекам. Рассказывала, как желала всегда людям только добра, помогала всем, хотела как лучше... За что же ей такая жизнь? А некоторым, которые...
И она рассказала о Ксении.
Рассказала то, чему Олег сразу поверил. Но прошел день, ночь, еще день – и он убедил себя в том, что все это неправда, и поклялся, что никто не узнает об этом, что бы ни случилось. И сам никогда не вспомнит.
Остался лишь вопрос: зачем?

...Сизые головешки дотлевают; то тут, то там высовываются на ветер острые синие язычки и снова прячутся. Лицо Кузьмина, худое, одутловатое, обметанное многодневной седой щетиной, стареет на глазах. Но Олег на отца не смотрит.
– Я вообще ничего не знаю, – безнадежно ровно говорит сын. – Ты скажи еще: в наше время бы пожили. И чего ей, нынешней молодежи, не хватает? На всем готовом живут, с жиру б-бесятся. А не хватает нам того идеального метра, того эталона, который в вашей памяти, в ваших душах. Вырвались вы из полуподвальных коммуналок, где «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная», ослепил солнечный свет...
Отец неподвижно молчит.
– Помнишь, ты мне в армию писал, как встречался в Москве с Анри Картье-Брессоном? Ты тогда п-просто влюбился в него. А снимает ведь этот старичок, которого называют первым фотомастером мира, обыкновенным любительским объективом с фокусным расстоянием п-пятьдесят миллиметров. «Хороший снимок можно сделать и консервной б-банкой». Ни одной п-постановки, ни одной подделки – улыбнитесь, пожалуйста, еще р-разок.
– Пустые слова. Я в твоем возрасте...
– П-пойми меня, пожалуйста,,, – пальцы Олега гулко хрустят, из нижней губы сочится кровь. – Да не в этом во всем даже дело... Можно оправдываться чем угодно... Не знаю, где, в каком виде, но знаю, что существует нечто вроде идеального морального, нравственного эталона. Может быть, это есть сама природа. И все когда-то это поймут. Вот Река, почти не тронутая еще человеком... Кажется, у Толстого: глаза Мадонны Рафаэля не вызывают никакого чувства, а только мучительное беспокойство о том, то ли я испытываю чувство, которое требуется...
– Требуется? Не понимаю.
– Не понимаешь? Я не знаю, как тебе объяснить! Не о вере в Бога я говорю, не о религии, нет. Все проще... Да потому после армии не понес я документы на факультет журналистики, хоть и был председателем приемной комиссии твой друг, да и декан Ясень Николаевич Засурский... Потому и взял я это распределение, а не пошел в НИИ, в которое ты меня устроил. Не хочу я жить «поставленной» жизнью.
– А я, по-твоему, так и прожил всю жизнь?
– Не знаю... – Олег отворачивается. – Не знаю.


Последнее обновление ( 13.01.2011 )
 
< Пред.
ГлавнаяБиографияТекстыФотоВидеоКонтактыСсылкиМой отец, поэт Алексей Марков