…Солнце, едва шаловливо выглянув из-за горизонта, точно из-за забора, бесстыдно забралось ко мне, нагому, в бассейн, как в постель. Я поднялся по ступеням, вытряхивая попавшую в ухо воду и, позавтракав, отправился на осмотр достопримечательностей острова, открытого туристами всего-то не более десятка лет назад. В стране он по размерам третий, но самый крупный в своей цепи из 80 тропических островов: 21 километр в ширину, 25 – в длину. В центре острова – горы и холмы, покрытые густым лесом и плантациями, опоясываемые 50-километровой кольцевой автодорогой, которая связывает все курорты, все пляжи, бухты, заливы с административным центром – своеобычным городком На Тхон на западном побережье. Другим своим названьем – Кокосовый остров – Самуи обязан «крупнейшим в мире» плантациям кокосовых пальм. Каждый месяц отправляется отсюда на кораблях в Бангкок по два миллиона орехов. «Учётчик кокосов», с которым я познакомился благодаря водителю багги, не без странности молодой островитянин сказал, беспрестанно улыбаясь, что и во сне их подсчитывает, но ни разу не смог досчитать до конца. И беседует с ними, как с живыми. И ещё он, с образованием, сопоставимым с нашим средним, вполне серьёзно, хотя по-прежнему улыбаясь, заявил, что его предок был орехом, и он сам рано или поздно обратится в кокос. Поинтересовался, есть ли у нас в России родственные деревьям или каким-либо растениям души, и порекомендовал непременно посетить их Центр медитации (где, кстати, по желанию возможна и «медитация-эротик»), заставив задуматься о «тонкой властительной» связи человека с орехом, вспомнить о фирменных сейшельских орехах.
   Но первый день я решил посвятить святыням. Начал с храма Ват Нин Нгу. На холме сидит Будда. Сидит и взирает благоговейным взором в ту сторону, где заходит солнце. И такое в нём спокойствие, уверенность в том, что солнце непременно будет и обязательно зайдёт именно там, где испокон тысячелетий заходило, чтобы утром встать, что глядя на него снизу, заряжаешься его уверенностью (кстати, ни православие, как и всё христианство, ни ислам не даруют такого исконного незыблемого спокойствия и уверенности в завтрашнем дне – они тревожат душу, то исподволь, то напрямую, в лоб будоража память смертную, напоминая о возмездии, о пророчествах Апокалипсиса). Сидит и будто улыбается чему-то неведомому.
   Затем я выказал почтение Большому Будде, разувшись и взойдя по ступеням, и этот Будда, господствующий над островом, навёл на не радужные размышления о том, что здесь, в Юго-Восточной Азии, да и по всему миру, где доводилось бывать, восхищало  идеальное состояние буддийских святынь, их ухоженность, в то время как христианские, особенно православные – от Черногории и Косово до Ярославской, Тверской, Новгородской земель, от северных окраин до «стены Кавказа» – в состоянии прискорбном… А Большой Будда тоже загадочно улыбается.
   Вечером, проводив золотисто-лиловый в синеву закат, вызвав по телефону багги, я отправился в гостиничную библиотеку, без всякого, впрочем, оптимизма. И был немало удивлён, обнаружив среди многочисленных книг на английском, французском, немецком, испанском, японском языках томик Карамзина на русском, несколько приятно потрёпанных томов из собрания сочинений Пушкина, книги Лескова, Достоевского, «Как закалялась сталь» Николая Островского, Гумилёва (поэзия которого в наших слякотных краях кажется экзотической, а здесь, в Сиамском заливе, тем паче принимая в расчёт судьбу: «Муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне», - просила жена, Анна Ахматова, - предстала русской пронзительно не менее, чем есенинская, но всё же местами  непозволительно для России, как рыбина в южных водах роскошной, переливающейся на солнце и будто заведомо приговорённой рыбаками).