| У нас на Волге |
|
|
|
| 13.11.2009 | |||||||||
Страница 2 из 7 – Па-ап! – кричу. – Что-то не очень! – Надо работать! – весело отвечает он; у него дела идут, несмотря на обыкновенную леску и старый спиннинг. – Повезет, обещаю тебе! Сперва кажется, что это опять коряга... Леска провисает, я хочу быстро намотать ее, присматриваю уже другую цель, – и вдруг резко дергает, ведет влево, к берегу... Щука! Большой и указательный пальцы соскальзывают с ручки катушки, метров пять лески возвращается в воду, затем становится легко, и я решаю, что сорвалась, но тут же снова чувствую тяжесть... Леска выглядит ненадежной, как только натягивается, останавливаюсь, боюсь разорвать ее. После нескольких сильных рывков, когда удилище сгибается в дугу и лодку словно подталкивает кто-то сзади, убеждаюсь в прочности лески, – смелей сокращаю расстояние, упершись левой ногой в борт. Настоящая огромная щука! А вдруг сом? Нет, откуда в Чертовом болоте сом? Подтягиваю и подтягиваю ее к лодке. Остается метров восемь; щука вылетает, изогнувшись, плашмя хлопается... Только бы не в траву! – Сынище, что тащишь? – кричит папа. – Н-ничего! – стиснув зубы, отвечаю я. – М-ме-лочь! – Однако шумно... Щука вырывает у меня метра три лески и заходит в темный блин водорослей. Чтобы не дать ей запутаться в них, изо всех сил работаю правой рукой, – десять, двадцать сантиметров, полметра, метр, два... Все равно я принесу тебя домой! Ты не такая уж большая, как казалось. Но сильная. И откуда в тебе столько? Главное, подтянуть к лодке. На этот раз уж я не растеряюсь – подсачник удобно лежит поперек скамьи. Нет, я не сразу покажу тебя папе. Положу в мешок, под плотву и окуней, а на берегу сразу накрою крапивой или лопухами. И дома не покажу, спрячу до утра в колодец. А утром... здорово будет утром! Проснусь попозже, выйду из дома, соберу клубнику в кружку и... отдам сестре: ешь, скажу, на здоровье; представляю, как она на меня посмотрит! И мама... Я неторопливо подойду к колодцу, насвистывая, достану тебя и небрежно так брошу на стол... Но куда же ты опять тянешь? Может, ты бешеная? Я уже устал с тобой... Выходи по-хорошему! Щука снова вылетает из воды и яростно хлещет хвостом, брызги достают до лодки. Мне удается вытащить ее из водорослей. Вода кипит. Ну поддайся, что тебе стоит! Я не взрослый рыбак, как папа, ты первая у меня! Ну миленькая, пожалуйста, я очень прошу... Я напишу о тебе в сочинении «Как я провел лето»! Ну хочешь, я не буду тебя есть? Почему щука не может жить в аквариуме? Запросто! Ну куда ты опять тянешь!.. Глубина возле лодки небольшая, щука хочет зарыться в ил, застрять между корнями и корягами. Я изо всех сил противлюсь, но ей все-таки удается лечь на дно, во что-то упереться. Господи, всего три шага! Может быть, самому прыгнуть и вытащить ее? Нет, рыбаки так не делают. Я чуть отпускаю леску, и щука поднимается. Я резко рву удилище в сторону, она снова выпрыгивает из воды и падает в нескольких сантиметрах от моей ноги, можно схватить ее! Ах, черт, пошла под лодку! Сколько раз это случалось у папы. Снова отпустить немного, совсем чуть-чуть, чтобы она вернулась. Так, все правильно. Врешь, не уйдешь! Устала, чувствую, что вымотал я тебя. Ха-ха! Еще немного... Вот ты какая! Красавица! Огромная, блестящая... Она дергает вправо, и спиннинг чуть не вылетает из рук. Наматываю еще полметра, ставлю на тормоз, быстро наклоняюсь за подсачником... треск, визг, что-то лопается, ударяется о борт – перед самой водой я успеваю все-таки поймать катушку. Вытягиваю леску руками – на стальном тройничке зеленеет пушистая травка. Щука ушла. Кладу катушку, запутанную в седую «бороду», на корму, смотрю на воду, на камыш... Солнечная дорожка исчезает, утягивая за собой солнце. Темнеет. Кусаются комары, должно быть, больно... я не замечаю. Становится прохладно. Где-то рядом слышится всплеск весел. Поворачиваться не хочу. Устало распутываю «бороду»; леска еще больше запутывается... Заграничная называется, равнодушно думаю я, и странное ощущение, будто думает кто-то другой. Провалилась бы вся эта заграница со своей леской. – Что невеселый-то, сосед? – слышу за спиной сиплый тенорок дяди Толи. – Случилось чего? Его длинная синяя плоскодонка подплывает ближе. Я вижу на дне груду сетей с запутавшейся сухой осокой и блестками рыбьей чешуи. Дядя Толя поднимает весла, ловко свертывает небольшую самокрутку, склеивает ее желтой слюной и неторопливо прикуривает. Огонек освещает его острый, выступающий вперед подбородок, похожий на испачканный в цементе носок кирзового сапога. Перебитый длинный нос готов, кажется, подхватить самокрутку, если беззубый рот вдруг ее выронит. Маленьких, близко посаженных глаз не видно. Они всегда как-то остаются в тени, даже в солнечный полдень. Бывают глаза, которые не запомнишь. Вместо глаз – что-то неопределенно-расплывчатое, ненужное лицу. В глазах дяди Толи помню лишь блеск. Он-то и заставлял нас, мальчишек, отворачиваться, вселял какую-то неясную холодную тревогу. – А-а, «борода» выросла! – смеется он сухим, отрывистым смехом. – Не беда. Лодочка как служит? – Хорошо, спасибо, – бубню я себе под нос, чувствуя, что леска запуталась окончательно и остается лишь выбросить ее подальше в камыши. – Давай-ка подсоблю, – ухватывает он клубок лески и двумя пальцами перекидывает себе в лодку... – А вообще, – начинает дядя Толя не глядя взбивать клубок ладонями, словно подушку, – никогда не серчай. Мало ли что в жизни приключится. На то ты и мужик, чтобы распутать... Он не распутывает, а хлопает, подкидывает и разбрасывает леску по всей своей лодке. Потом берет у меня спиннинг и быстро-быстро вращает катушку. Кажется, он не сможет намотать и несколько метров – одни узлы и петли, – но меньше и меньше остается лески на дне голубой плоскодонки. Наконец свинцовое грузило тыкается в верхнее кольцо удилища; дядя Толя ставит катушку на тормоз, цепляет за нее тройник и протягивает спиннинг, хитро мне подмигивая. – Видал? – Здоровски! – А поймал-то много? – Не, мелочь. – Ты смотри, подлещичка-то ничего... И окушки, и плотвинька... Папка-то много взял? – Много. – Он у тебя рыбак, – с уважением цокает дядя Толя языком. – Но ты все-таки невеселый, сосед. Или замерз? – Щуку я упустил. – Да ну?! И хорошую? – Очень. – Жалко. Небось мамку с сестричкой хотел угостить? Это они вчерась под вечер приехали? Мой Рыжий чуть не задохся, лаючи... – Они... – В городе рыбки-то свежей не больно... Тем более – сынок взял... Надо бы щучкой их угостить из Волги. У меня тоже, бывало, запутается, запутается... Чувствую, он что-то взвешивает в уме. Трогает рукой кончик своего странного носа, подвигается ближе к краю сиденья, и светлые струи с весел стекают ему на сапоги. Свертывает новую самокрутку. Прикуривает. – Знаешь... – решившись, говорит сипло. – Тете Нюре брехать не будешь? – Нет, а что? – И папке своему не рассказывай, – дядя Толя наклоняется и вытаскивает жирную щуку. – Эвона, какая! – он высоко поднимает рыбину над лодкой. Бока и живот ее серебрятся в первом лунном свете, холодно синеет длинный стальной нос. Она уже не дышит, дядя Толя перебил ей хребет. – Не меньше твоей? – Больше! – затаив дыхание, отвечаю я. – Ну и бери на здоровье. – Щука глухо хлопается о дно моей лодки. – Ты поймал – и точка! Тоже пацаном был, знаю. Не серчай, – дядя Толя прощается глазами со своей добычей. – На то ты и мужик. Не кисни, как молоко. А лодочку с папкой покрепше замкните! Плоскодонка его растворяется в темноте берега. ...Мы идем с папой через лес, через песчаный карьер, он хвалит меня, рассматривает щуку со всех сторон, вспоминает свою первую в жизни большую рыбину... Я молчу, уткнувшись глазами в пегую тропинку, и благодарю солнце за то, что оно зашло. На сеновале я долго лежу с открытыми глазами, слушаю сосновую ночь, облизываю пересохшие губы, клянусь признаться утром. |
|||||||||
| Последнее обновление ( 13.11.2009 ) | |||||||||
| < Пред. | След. > |
|---|