| Часть I. Глава VIII |
|
|
|
| 09.11.2009 | |||||||||||
Страница 5 из 9 - Не в смысле, конечно, «голубизны», он «голубым» и не был, но мы ставили себе целью извлечь из-под исполинской пирамиды славы его частную жизнь, человеческую суть. Да, он велик, грозен, он стирал границы Европы и Африки, прочерчивал новые… Но для нас ключевой стала последняя фраза этой блестящей с точки зрения драматургии пьесы, последняя её фраза. Когда Наполеон проигрывает – уже после ухода из Москвы, - Жозефина спрашивает его: «И что же остаётся?» - «Остаётся жизнь, которую ты прожил», - отвечает он. То есть ничего. - Как это ничего, Михал Алексаныч? А если бы вас вот так вот Алла Петровна спросила, ну, скажем, после провала какого-нибудь спектакля? Или фильма, режиссёрского вашего дебюта «Самый последний день», например? - Я говорю об императоре – ни прочерченных им границ не остаётся, ни походов… Остаётся только жизнь человеческая, единственная ценность, единственное, что по-настоящему было. Всё остальное – тлен. - Я согласен с вами, конечно, но не совсем. Поддать? - Поддай маленько. Я плеснул на камни воды, побрызгал экстракт мелиссы, лаванды, ели, капельки которой вспыхнули полудюжиной пахучих огоньков. - Ещё? - Хорош. Так вот заканчивая с Наполеоном – мне интересно было его как мужчину сыграть. А не как историческую личность. «Мужчина может спасти государство, - говорил Юлий Цезарь, - править миром, стяжать бессмертную славу, но в глазах женщины он останется безмозглым идиотом»... Он, Наполеон, оставлял её, возвращался к ней, ревновал дико, он места себе без неё не находил… Он вырваться не мог из-под её власти… И она использовала по отношению к нему всё женское искусство обольщения, хотя тёмная это история, наставляла она ему рога или нет… Но даже такое мощное трепетное, постоянно обновляемое чувство к женщине пасует перед одержимостью диктатора, мечтающего владычествовать над миром. Обладание миром для Наполеона выше счастья обладания даже самой любимой и желанной женщиной. Я чувствовал эту сшибку между чувством к Жозефине и долгом, как он его понимал. Она – его жертва. Но и сам он – жертва. Этот человек – владыка мира – на самом деле был не властен в себе самом: зависимый, подчинённый, трагически несчастный. Есть в спектакле сцена: Наполеон, его братья и вся остальная родня (а у него, как у всякого корсиканца, было десятка полтора братьев и сестёр) – и он орёт на них, как на прислугу, по той простой причине, что все они были ублюдки и хапуги, они только и знали: «Дай! Дай! Дай!» Его братья: король Неаполитанский, Сицилийский, герцог Испанский… Он им раздавал земли и королевства, а они его предали… Он сам себя судит: «Кто я? Император? Нет, авантюрист, сделавший себя императором. Пират, присвоивший себе корону Карла Великого»… Не предаёт его лишь Жозефина. Но император берёт в нём верх – он предаёт Жозефину. Ульянов вышел, окунулся в купель с холодной водой и вернулся в парную. - Можно ли это назвать предательством – вот вопрос, - продолжал я умничать, тоже окунувшись и захватив из холодильника запотевшую бутылочку «Гиннеса». - А что было бы, если б он с этой своей Жозефиной на веки вечные остался? «Мужчина, допускающий, чтобы им помыкала женщина…» Мало ли таких было – которые остались. Уцепившись за юбку, а то и спрятавшись под неё… Тема предательства – одна из самых популярных. Начиная с «Нового Завета». Впрочем, гораздо раньше. У вас, Михал Алексаныч, в творчестве сплошь да рядом – то вас предают, то вы… - Знаешь, я одно исследование недавно читал. Не ручаюсь за точность, но сказано там вот что. Свобода личности была совершенно уничтожена, благодаря ужасной государственной системе и… - голос становился всё глуше, постепенно Михаил Александрович, оглядывая обшитый липовой вагонкой потолок и стены, особое внимание обращая на вытяжку, перешёл почти на шёпот, а я сидел, завернувшись в простыню, и не мог поверить в реальность происходящего, - постоянным произвольным арестам и заточениям граждан. Правосудие было уничтожено… Дикие битвы, беспощадные казни, предательства, бесстыдные измены… Моральная дезорганизация общества отразилась на людях. Всё делалось тайно, одно говорилось, а другое подразумевалось, так что не было ничего ясного и открыто доказанного, а вместо этого, по привычке к скрытости, к тайне, люди всегда ко всему относились с внутренним подозрением… - Намёк понял, - прошептал и я ему в тон, глядя на вытяжку. - Исследование «Общественная жизнь Англии XV века». Породившего Ричарда Третьего. - Кстати, я читал, что он совсем другим был – Ричард. Прогрессивным, образованным и много хорошего сделал для Британии. Пивка из Великобритании, из Ирландии, точней, не желаете – настоящий «Гиннес»? - Нет. - Вы так смотрите, что я тоже не буду ничего пить. - Пей, пей, конечно. Не увлекайся только - перед встречей с капитаном. Никто толком не знает, каким был Ричард, каким был тот или иной деятель. Но в театре должна быть позиция, определённая… - Тоже вопрос. - Вопрос, согласен. Можно верно размышлять и точно называть главные проблемы сегодняшнего дня. - А называть необходимо лишь главные? Второстепенные – не удел искусства? - Ключевые проблемы, конечно. Я так всегда считал. Главные - но не угадывать главнейшего, пульсирующего. И тогда вроде бы как сеет актёр, художник, но в холодную, неподготовленную почву, и всходов нет. Вот говорят, искусство не может изменить жизнь. Бергман говорит, я его цитирую. А сам я не согласен! - Зачем же цитируете? Потому что Бергман? По-вашему, всё-таки может? - Я верю, искусство изменяет мир и улучшает людей, живущих в этом мире! Бетховен потрясает и тем очищает человека! Погрузившись в глаза Сикстинской Мадонны, ты видишь безбрежный мир, столь сложно прекрасный, столь близко понятный и в то же время так поражающе далёкий от тебя. Далёкий, но манящий. И ты не можешь оторвать глаз. А Достоевский!.. - Переделал мир? - Он пронзает… Искусство тогда искусство, когда оно поражает, а не пересказывает давно известные истины и не жуёт мочало всем надоевших слов. Искусство должно потрясать! И тогда оно переделывает, улучшает мир. Пусть не весь – пусть даже одну в нём душу… - В этом круизе я узнал, что я вас совсем не знаю, Михал Алексаныч! И ваш Ричард – это что? - Мой Ричард – ничтожен, труслив и коварен. Я много читал, думал… В театре меня критиковали за эту работу. Говорили, король Ричард должен быть обаятельным, мягким, даже интеллигентным, чтобы этими своими качествами привлечь людей, обмануть. Я отвечал, что вся структура его жизни, смысл поступков не соответствуют такому характеру. Он может только прикидываться таким – мягким, любящим, сочувствующим. А он другой – он просто театр разыгрывает перед людьми. - Но почему ему верят? - В том-то и ужас, трагизм, подлость жизни: я, зритель, понимаю, что это дурной спектакль, розыгрыш, блеф, туфта – а занавес этого театра закрыть не могу. И сижу, смотрю. И аплодирую вместе со всеми. Сотворив себе кумира. Блистательный злодей, блистательный актёр… Помнишь, монологи Ричарда обращаются прямо к публике? Он похваляется: «Ну не молодец ли? Хороша работка?» И как бы делится сокровенным… - Знаете, что рассказывал Максим Суханов, который играл вашего приспешника, немногословного убийцу, по вашим, Ричарда Третьего, приказам душившего и закалывавшего людей? Что вы так заразительно играли, что когда он пришёл после спектакля домой, ему хотелось продолжать выполнять ваши приказы. Притом не только убивать, но и оберегать вас, потому что не только злодейские краски в вашем Ричарде, но и щемящие, пронзительные. - Правда? Максим талантливый парень… Та самая сцена с леди Анной у гроба её свёкра, убитого Ричардом. По-разному решали её в разных театрах в разные времена. Кто трактует как момент зарождения любви леди Анны к Ричарду в ответ на его влюблённость, кто – просто как женскую слабость, отчаяние, поиск опоры… А мы с режиссёром так мыслили: он насилует её тело и душу, и она от этого ужаса готова на всё согласиться, даже на брак с ним. А ему важно сломить её. Он борется не за любовь, а за корону. - Натуральная довольно-таки сцена. В вашем исполнении многие и не ожидали. - Это почему? - Помните, у вас на дне рождения Марина Неёлова рассказывала, как вы с ней снимались в телевизионном фильме и по сценарию должны были лечь в постель, но, сколько ни уговаривал режиссёр, наотрез отказались снять брюки? Галина Борисовна Волчек ещё подтрунивала, что Аллы Петровны опасаетесь. |
|||||||||||
| Последнее обновление ( 18.11.2009 ) | |||||||||||
| < Пред. | След. > |
|---|