| Часть I. Глава VII |
|
|
|
| 07.11.2009 | ||||||||||
Страница 7 из 8 Кричал Есенин, кричал Высоцкий, в песнях и играя Гамлета, играя Хлопушу в «Пугачёве» Есенина: «Проведите, проведите меня к нему! Я хочу видеть! этого! человека!..» Кричал Ульянов – в роли Разина о рабьем в человеке и в роли Ричарда III: «…Убийца я! Бежать? Но от себя?! И от чего?! От мести. Сам себе я буду мстить?!. Коня, коня! Корону за коня!..» Играли исторических персонажей, но крик их – века двадцатого, с голодом, концлагерями, казнями, атомными бомбами, Чернобылем. У тех, кому жить в XXI веке, тоже будет крик – но свой. Но бывает крик, который прорывает века.Мечтая стать артистом, но не зная, что это такое на самом деле, как бы ставя себе голос, Миша Ульянов уходил в леса, в рощи, в парк Сокольники, где жил, и кричал, кричал что было мочи, кажется, интуитивно, на каком-то не постигнутом наукой уровне пытаясь приблизиться, влиться в тот зов, в тот крик «угасших поколений», крик, пронзающий века, – дабы рано или поздно докричаться… «Однажды вызвали милицию. И там допытывались, почему я, вроде трезвый, не обкуренный анашой – ору благим матом? Я попытался объяснить, но не смог, да они и не поняли. И ничего я им объяснять не стал. Моё это. Только моё. Кричал – ну и что?.. А ты, Сергей, не выдумывай никакой мистической чепухи. Я просто надеялся, что натренирую, как футболисты Федотов или Старостин ноги, свой голос, и он будет звучать, как у настоящего артиста. Вот и всё». Мне всегда казалось, что Ульянов сдерживает в себе крик. Порой из последних сил. Родись он испанским цыганом – рассек бы отчаянным воплем мир надвое! Но родился он русским, в Сибири. Казалось, что сдерживает. Бывали моменты, когда Михаил Ульянов становился самим собой, освобождаясь, прорываясь сквозь огромную толщу условностей, лжи. Редко, но бывали. И порой он даже сам от неожиданности терялся. Неожиданности освобождения. Когда подавал голос гений. На столике в баре «Орион», куда я вернулся под утро (чтобы спросить у Насти, отчего она грустная, но её уже не было, обслуживал бармен), увидел забытый кем-то из испаноязычных туристов журнал «La entrevista» с фотографией Фиделя Кастро на обложке и интервью, опубликованным к годовщине штурма казарм Монкада на Кубе. Заказав последний в ту ночь джин-тоник, листая журнал, вспомнил недавнее, связанное с Кастро. …Звонок в квартире на Пушкинской раздался под вечер. Я открыл дверь. «Капитан КГБ СССР Митрохин, - представился среднего сложения мужчина в тёмно-сером пальто. Генетически, исторически, традиционно душа внука репрессированных «врагов народа» ушла если не в пятки (происходило это как-никак в квартире члена ЦК партии, Героя), то всё же соскользнула куда-то вниз, ближе к ослабевшим коленям. – А вы, как я понимаю, Макаров Семён Александрович?» - «В некотором роде да, товарищ капитан, - отвечал я, пытаясь распознать, к чему клонит чекист, вспоминая последние по времени, давние уже свои лёгкие интернациональные беспутства, переписку с приятелями из капстран и рассказанные политические анекдоты. – Но вообще-то я Марков Сергей Алексеевич». – «Вы зять товарища Ульянова?» - «С утра был таковым», - по-чекистски сострил я. «Тут просили передать», - капитан кому-то сзади дал отмашку – из темноты лестничной площадки в прихожую двое крепких мрачных мужчин занесли нечто большое и тяжелое, обёрнутое в холстину и с виду похожее на труп человека. «Это… что? – обмерла вышедшая с кухни Алла Петровна. – Что это?!.» - «Просили передать товарищу Ульянову Михаилу Александровичу», - сказал капитан, отдал честь и исчез в темноте. Похожее на труп осталось лежать на полу. И запахом квартира наполнялась специфическим – кроваво-мясным, сладковатым. Зазвонил телефон. Народная артистка СССР Юлия Константиновна Борисова из соседнего подъезда. «…Ни в коем случае ни к чему не прикасайся, Алла! – слышался в трубке её бесподобный голос. – Времена уже не те – вызывай милицию, журналистов! Где Миша?» - «На съёмках на «Мосфильме», я с ним пять минут назад по телефону разговаривала. Всё в порядке». – «Да не всё в порядке, неужели ты не понимаешь?! Это же явная провокация! Я сама вызову милицию, у меня поклонники на Петровке, 38!» - «Да причём тут твои поклонники, Юля! Это КГБ!» - «Тем более! Позвони Ане, может, это тайный знак чего-то, она наверняка знает!..» Алла Петровна набрала номер давней, чуть ли не со школы, своей подруги Анны Максимовны Манке, которую в своё время посадили за связь с иностранцами и которой Алла, единственная из подруг, регулярно носила передачи. Анна Максимовна ничего толком объяснить не смогла, никакого такого тайного знака она не знала. Собравшись с духом, я развернул холстину – и первым, что увидел, были копыта кабана. Позже по телефону позвонил уже полковник КГБ, объяснил Алле Петровне, что брат кубинского лидера товарища Фиделя Кастро Рус товарищ Рауль Кастро, главнокомандующий Вооруженными силами Республики Куба, находится в Советском Союзе с официальным визитом, был приглашён на охоту в Завидово и решил преподнести, как он выразился, сюрприз маршалу Жукову – любимому артисту Ульянову – собственноручно застреленного кабана, при этом дав понять, что не возражал бы и отужинать с Ульяновым в непринужденной домашней обстановке (будучи на Кубе и потом в Доме приёмов на Ленинских горах в гостях у Рауля Ульянов приглашал его к себе домой). Если это, конечно, возможно, добавил полковник таким тоном, что стало ясно: предложение из тех, от которых нельзя отказаться. Да и не было в мыслях у Михаила Александровича отказываться: не ко всякому артисту напрашивается в гости главнокомандующий легендарного острова Свободы. Весь следующий день готовились. Таскали из гаражного погреба соленья, сушенья, варенья, ходили по продовольственным магазинам. «Эх, жаль Соколова из Елисеевского расстреляли, - сетовала А.П., - а то бы уж точно не ударили в грязь лицом». (У директора Соколова, расстрелянного при Андропове за хищения, мы с Михаилом Александровичем не раз отоваривались, встречая там Караченцова, Янковского, Табакова, Стриженова, Пугачёву и других звёзд театра, кино, эстрады.) У мясника в неприметном магазинчике «Мясо» где-то в Кунцеве, являвшегося верным ярым поклонником Ульянова, не пропускавшим ни одной премьеры (как и стоматолог Копейкин, как портниха Люба, обшивавшая А.П. и Лену, как автослесарь, ремонтировавший пикап Ульянова под Северянинским мостом, как командующий элитной подмосковной дивизией, на закрытой охраняемой территории которой мы иногда собирали грибы, как директор магазина «Океан» и т.д. и т.п.), я купил дефицитную вырезку – на всякий пожарный, если завидовская кабанятина не покатит. В порядке исключения Ульянов отправился даже на Центральный рынок на Цветном бульваре, где, естественно, его напропалую стали узнавать и предлагать попробовать медовую дыньку, виноград, груши, сыр, творог, сметану, огурцы, капусту, сало и прочие продукты питания, а один грузин (тогда они ещё торговали на московских рынках) умудрился-таки всучить мне, сопровождавшему Ульянова, большую плетёную бутыль домашнего вина с просьбой, чтобы когда-нибудь «великий и дорогой Михаил Александрович» сыграл в кино их великого земляка Сосо. «Верни вино, Сергей!» - бросил мне Ульянов, но было поздно, грузин скрылся в толпе. Алла Петровна, призвав на подмогу подруг, явно волнуясь, варила, жарила, тушила, делала разнообразные салаты, намазки, подливки, пекла пироги и пирожки, свой фирменный, известный «всей Москве» многослойный пышный торт «Наполеон»… К шести часам вечера стол в гостиной ломился от яств. Сперва в квартире появился тот же капитан КГБ Митрохин с двумя сотрудниками своего ведомства, один из которых, молодой, мордастый, представился Сергеем и очень обрадовался тому факту, что мы с ним тёзки. Шаг за шагом, метр за метром они обследовали все пять комнат, балконы, кухню, ванную, туалет, антресоли, кладовую, кое-где включая прибор, похожий то ли на счётчик Гейгера, то ли на портативный миноискатель. «Шестой, шестой, я девятый, всё чисто, - доложил Митрохин по рации. – Вы извините, - сказал нам, - но с этой минуты мы вас уже оставить не сможем – до тех пор, пока высокий гость ваш не уедет». – «Понимаем, - сказала А.П. – По чашке чая или кофе?» - «Мы долго тут у вас кофе будем пить, - Митрохин изобразил на неброском средне-статистическом лице некое подобие улыбки. – Как Шарапов в телефильме «Место встречи изменить нельзя». Вынося мусор, я и на лестничных площадках подъезда – на пол-этажа выше и ниже – обнаружил дежуривших по двое сотрудников Девятого управления КГБ. «Что, не исключено покушение?» - осведомился я. Но чекист, отвернувшись, сделал вид, что не расслышал и вообще совсем по другому здесь поводу, а к нашему мероприятию отношения, в принципе, не имеет. И на детской площадке во дворе узрел я двух в штатском. И даже на крыше противоположного дома что-то ремонтировали – несмотря на темноту и неурочный час. «По-хорошему, - шепнул Ульянов, - на кухне они должны были бы в шашки играть». Мы уже истомились, когда в девятом часу вновь вошли двое чекистов, ещё раз всё проверили, заглянули в корпус напольных антикварных часов и даже в корзину с грязным бельём и в туалетный бачок, вышли – и появился Рауль. Ничего общего не имеющий с Фиделем, сухощавый, жилистый, невысокий, с лисьими чертами лица, востроглазый, он с порога обнял Ульянова и по-русски трижды расцеловал, радостно твердя: «Ж-жюков! Ж-жюков! Ка-ра-шо!..» Переводчик был настолько профессионален, бесцветен, компактен, что его присутствие стало заметно, да и то едва, много позже, уже за столом, после второй или третьей рюмки водки. |
||||||||||
| Последнее обновление ( 18.11.2009 ) | ||||||||||
| < Пред. | След. > |
|---|