| Часть I. Глава VII |
|
|
|
| 07.11.2009 | ||||||||||
Страница 5 из 8 «Мне недавно в Тбилиси замечательный писатель Чабуа Амирэджиби свой роман подарил, - сказал как-то Михаил Александрович. – «Дата Туташхиа». Там есть глава о крысах. Попробуем?» - «Ну, если Дата Туташхиа!..» Мы поставили, согласно рецепту романиста, в подвале бочку со смазанными внутри подсолнечным маслом стенками, чтобы нельзя было выбраться, и с вырезанным верхом, затянутым толстой фольгой, а сверху наложили колбасы и сыра. Я ни на йоту не верил в это безнадежное предприятие. Но - свершилось! Упала в бочку одна, за ней сразу две, три крысы… Я только успевал менять фольгу. Всего в нашей бочке оказалось тринадцать крыс. Прошла неделя. Узницы сидели в бочке. И смотрели оттуда. Приезжая на дачу даже поздно вечером после спектаклей, чего прежде почти не бывало, с охотничьим азартом Михаил Александрович теперь первым делом отправлялся в подвал. «Действительно, как в камере…» Через полторы недели от тринадцати осталось шесть крыс. Ещё через два дня – одна. Ударом кирзового сапога я опрокинул бочку. И вот что потрясло и Ульянова, и меня: последняя уцелевшая крыса, сожравшая всех своих товарок и товарищей по камере, выходить не желала!.. Сутки спустя во всём доме (думаю, и во всём поселке) осталась лишь одна крыса – наш огромный крысодав, других не было: не возились по ночам, не носились, как прежде, в перекрытиях, не прогрызали стены, не забирались в холодильник… Потом я ещё неделю охотился за нашим красодавом и всё-таки одержал верх: травленного-перетравленного, исколотого и изрезанного стеклами, я зарубил его, почти уже на меня бросившегося в подвале, топором - Лена, когда рассказал, прослезилась, да и мне вдруг жалковато его стало. Похоронили у забора. Ульянов приехал, от всей души, как говорила телеведущая Валентина Леонтьева, поздравил с победой. И потом образно-вдохновенно рассказывал Аджубею и другим мужикам в бане об этой эпопее. А в наш коттедж, стоявший на заднем дворе за гаражом, забралась от дождя соседская кошка: слава богу, гильотина не сработала. …Ассоциации с крысами, кошками вызваны были замысловатыми жутковатыми сказочными существами, вылепленными на фасаде собора Святого Семейства. И ещё более причудливые ассоциации возникли в связи с творчеством великого каталонца – со спектаклем «Принцесса Турандот», поставленным Вахтанговым примерно в то же время, когда творил Гауди, и возрождённым спустя почти полвека. С бесшабашной – неудержимой – беспредельной – многогранной - многоликой игрой Николая Гриценко, Юрия Яковлева и особенно Михаила Ульянова в роли Бригеллы… Нет, он не строил, думал я, стоя перед собором, в крипте которого Гауди погребен. Нет, ему не знакомы были муки творчества. Он с наслаждением играл в песке на берегу моря, как ребенок. Как Моцарт. Как Бог. «Амфион, древнейший из поэтов, - вспомнилось мне греческое, - извлекал из лиры столь сладкие звуки, что вечный мрамор, в котором заключена высшая чистота земли, сам стал складываться в колоннады, стены и ступени». Лирой Гауди были его мечты, фантазии. Его любовь к Барселоне – и произведения сами являлись. Так кажется. Ну, возможно ли сконструировать такое? Или дом Мила, что на одной из центральных улиц, который и на дом-то непохож: криволинейный лабиринт, пронизанный световыми двориками фантастических очертаний, фасады волнистые, словно песчаное морское дно, и с блестками осколков ракушек, рыбьей чешуи, а сверху вместо крыши лежит то ли огромная, не уснувшая ещё рыба, то ли некое сказочное морское чудище. Или многоэтажный дом в виде скалы, колоссального камня, покрытого густыми кудрявыми водорослями и цветами. А епископский дворец, словно выросший из земли и расцветший под солнцем, а коттедж Эль Каприччио, а балюстрады беседок, решетки, ограды, скульптуры на фасадах домов, скамьи, витражи!.. Во всём – мечта об идеале, об абсолютной гармонии человека с окружающим миром, с природой, о городе, лишённом координат в пространстве и времени, воплощающем то, чего нет нигде, - такова Атлантида Платона, таковы «идеальные города» Томаса Мора, Филарете, Мартини, Визари, Скамоцци… Но Гауди не утопист. Был в молодости анархистом, а утопистом не был. В его домах люди живут с удобствами, с солнцем большую часть дня, и не хотят переезжать в новые. Гауди всего лишь попытался – по его словам – продолжить труд великих мастеров средневековья с той точки, на которой они остановились. Барселона создавалась веками. Со времён Древнего Рима осталась планировочная структура центра. Сохранилось множество памятников раннего средневековья и эпохи Ренессанса. А нынешнее лицо города создал в основном стиль модерн. Но у нас сложилось такое впечатление, что Барселону создавал, создаёт и, главное, будет создавать один человек, притом не прерываясь ни на мгновенье и не подражая никому (забегая на много лет вперед, в начало XXI века, с горечью констатирую, что Москва явит миру пример ровно противоположный). И этот человек – гениальный Антонио Гауди. Для которого Барселона стала Мадонной, соединившей в себе и мать, и жену, и дочь. Наивно было бы думать, что здесь не раздавалось призывов, подобных нашим пролеткультовским: «Во имя нашего Завтра – сожжем Рафаэля. Разрушим музеи, растопчем искусства цветы». Но, несмотря ни на что, выполнялся главный завет древних греков – «сохранять явления». «Бережно относитесь ко всему, что вам кажется непонятным, - обращались власти к простым людям во время бомбардировок Барселоны. – Это может быть произведением искусства». - …Этот собор, - рассказывала экскурсоводша, - называемый и храмом Отпущения грехов – главное произведение Гауди. Его опера магна. Началось строительство в 1882 году на народные пожертвования и неоднократно прекращалось из-за отсутствия денег. Сам Гауди отдавал на его строительство всё, что было, а зарабатывал он немало, особенно после того, как его дом Кальвет был признан лучшим зданием 1900-го года и со всего мира посыпались заказы. Гауди работал лишь в Барселоне и брался за то, что могло послужить его храму средствами или в качестве эскиза, макета. Закончить храм при жизни он не надеялся. Он уже в начале строительства, ещё совсем молодым человеком говорил, что это дело трех поколений, но свою «апостолическую миссию» он постарается выполнить до конца. Мы рассматривали многоцветный фасад Рождества, сложенный из песчаника. Двери фасада посвящены основным добродетелям, Иосифу и Марии. Разделяющие их спиралевидные колонны опираются, подобно Земле в мифах, на панцири черепах. На перемычке вылеплены цветущие миндальные деревья, которые символизируют рождение Нового на сухом стволе Ветхого Завета. Наверху символ милосердия – пеликан. А надо всем этим многоярусным, заполненным скульптурами порталом – огромный, облицованный керамикой кипарис, на котором сидят голуби. И весь фасад Рождества сверху донизу покрыт скульптурными растениями и животными более чем ста видов. Католическая мистика у Гауди соединена, перемешана с карнавалом, то уносящим в прошлое, к доблестным рыцарям и прекрасным дамам, то воспаряющим, возносящим тебя под облака и за облака, к детским грезам, с которыми самые счастливые – как Гауди – не расстаются до конца и даже после. Попробовал бы кто-нибудь сымитировать, как художник Пужоль, картины Сальвадора Дали, творения Гауди! Сорок три года он возводил свой храм. Проекты детально не разрабатывал, дабы не стеснять фантазию, чертежи закончить не успел, но ясно выразил главную мысль, мечту, чтобы архитекторы новых поколений продолжали. Скончался Антонио Гауди 7 июня 1926 года в возрасте семидесяти четырех лет. Погружённый в свои мысли, он шёл на работу, и по дороге к храму попал под трамвай, первый в Барселоне, торжественно пущенный в тот день. Долго не могли установить личность погибшего. Думали, что какой-то нищий. - В середине XX века историк и философ Гумилёв, безусловно, причислил бы Антонио Гауди к пассионариям, от французского passion или passio – страсть, страдание, - закончила экскурсоводша, глядя на Ульянова. - Вы меня не помните, Михаил Александрович? – спросила без всякого перехода, будто не об архитекторе Гауди всё это время рассказывала, а об артисте Ульянове. - Вы в Одессе на нашей киностудии снимались, у нас в институте выступали. Не помните? - Почему же… помню… - ответил Ульянов, озираясь по сторонам. - Не помните. Конечно, кто я и кто вы! У вас таких встреч были миллионы! Да и давно это было, в семидесятых. Я у вас спросила… Вы любимый мой актёр советский… - Спасибо вам. - Я очень вам верила. - А теперь, выходит… - Нет, что вы – и сейчас верю! «Тема» Глеба Панфилова, «Без свидетелей» Никиты Михалкова, «Частная жизнь» Юрия Райзмана, в которых вы главные роли играете - прекрасные, честные фильмы!.. А тогда я посоветоваться подошла, потому что мучилась, уезжать или… А вы… Извините, не думала не гадала, что ещё раз увижу вас вот так близко… - И что я? - Вы? Я спросила, откуда вы родом… Я даже не ожидала, но вы, Михаил Александрович, стали рассказывать о том, как на родину свою летали, в маленький сибирский городок, не помню, к сожалению, его названия… |
||||||||||
| Последнее обновление ( 18.11.2009 ) | ||||||||||
| < Пред. | След. > |
|---|