Официальный сайт журналиста и писателя Сергея Маркова.
Часть I. Глава V Версия в формате PDF Версия для печати Отправить на e-mail
07.11.2009
Оглавление
Часть I. Глава V
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Страница 7
Страница 8
Страница 9
Страница 10

   Тысячи скульптур, среди которых есть настоящие произведения искусства. Почти все фигуры выполнены в натуральную величину или немного больше, и все покрыты толстым слоем пыли, хотя запущенным кладбище назвать никак нельзя. Множество цветов. Вековые кипарисы.
 - В Венеции замечательное кладбище, - сказал Ульянов. - На островке Сан-Микеле. На кинофестивале мы там были. Всё в цветах. Почему-то всевозможных жёлтых оттенков: канареечного, лимонного, охренного, оранжевого… Гробы с усопшими  доставляют из города на чёрных гондолах, украшенных скульптурами золотокрылых ангелов. Там похоронен Сергей Дягилев, специально приехавший умирать в Венецию, Игорь Стравинский… И в Париже кладбище знаменательное, в пригороде Сен-Женевьев-дэ-Буа – Бунин, Волконские, Голицыны… Где только ни лежат русские люди. Интересно, здесь наши есть?..
   Безмолвное кладбище почти сразу как бы и ответило на этот вопрос –  расположенной на первой линии могилой некоего Василия Николаевича Строгова (1884-1979). Возле неё стояли среднего возраста мужчина и женщина, которая, заслышав русскую речь, оглянулась на нас и затем не сводила глаз, особенно с Аллы Петровны.
 - Что это она, интересно, на меня так смотрит? – озаботилась тёща, проверяя, всё ли в порядке с туалетом и причёской.
   Они с Еленой продолжили осмотр первых к морю линий кладбища, а мы с Михаилом Александровичем свернули налево, углубившись в ярмарку потустороннего уже тщеславия.
 - Вы как к смерти относитесь, Михал Алексаныч? – спросил я, больше чтобы нарушить становившуюся тягостной ватную кладбищенскую тишину, в которой лишь изредка вязли осколки звуков, долетавших из города.
 - Это тебя в МГУ учили такие вопросы задавать? - усмехнулся Ульянов. – Как к ней можно относиться… Положительно или отрицательно ты имеешь в виду?
 - Я в смысле того, что многие ваши герои и в кино, и особенно в театре, гибнут. Так или иначе. А некоторые считают это… плохой приметой.
 - Так или иначе, - повторил Ульянов, разглядывая замысловатые надгробные памятники, просторные склепы с горящими внутри свечами. – Так что ж, Шекспира вовсе не играть, если верить примете? Как к смерти отношусь, спрашиваешь? «…уничтожьте в человечестве веру в своё бессмертие, в нём тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, всё будет позволено, даже антропофагия».
 - Достоевский?
 - В келье у старца Зосимы в «Братьях Карамазовых» такая мысль высказывается.
 - Знать бы ещё, что такое антропофагия, - откровенно вздохнул выпускник МГУ.
 - Людоедство, - коротко ответил Ульянов.
   На выходе с кладбища А.П. зашла в туалет. Мы присели в тени платанов. Вышла она минут через десять сияющая, абсолютно счастливая. За ней появилась женщина, которую мы видели давеча у могилы нашего соотечественника по фамилии Строгов.
 - Что там случилось, мама? – растерянно осведомилась Лена.
   Мы с Михаилом Александровичем также пребывали в недоумении.
 - Стою перед зеркалом, причесываюсь, - отвечала помолодевшая вдруг, приосанившаяся  А.П. – И вдруг слышу из-за спины: это вы?! Алла Парфаньяк, я вас узнала! Вы играли корреспондентку «Пионерской правды» в «Небесном тихоходе»!.. И взяла у меня автограф, представляете! Она еще в 50-х замуж сюда, в Италию, вышла.
 - У вас, Алла Петровна, даже в общественных туалетах на генуэзских кладбищах поклонники! - восхитился я, едва удержавшись, чтобы не зааплодировать.
 - Так-то, Мишенька! Знай наших. Не тебе одному на лаврах почивать.
 - Да я не почиваю… - с искренней гордостью за свою Аллу улыбался довольный Ульянов.
 - Она уверена, что с министром нашим культуры Екатериной Алексеевной Фурцевой мы лучшие подруги. И что это я, я тебя сделала. Ты понял?
 - Как там, у Высоцкого, - подмигнул Ульянов. – «Распространенье наше по планете…»
 - «…особенно заметно вдалеке, - продолжил я. – В общественном парижском туалете я видел надписи на русском языке».
 - Хамло, - пожала плечами А.П. – И причём здесь Высоцкий?.. Да вы хоть знаете, сколько девчонок погибло! – воскликнула, окинув взором всё генуэзское кладбище, будто лётчицы наши здесь все и были погребены. – Как вылетали на этих фанерных самолётиках парами, одна отвлекала на себя огонь немцев и почти, наверняка, гибла, другая бомбила! Совсем молоденькие, восемнадцати – девятнадцатилетние девчушки, а в двадцать восемь старухами уже были! Их фашисты «ночными ведьмами» называли!.. 
   Под сильным, каким-то театральным впечатлением от произошедшего мы направились к выходу.  
   На площадке за воротами Кампо-Санто возле длинного черного кадиллака-катафалка стояли две проститутки во всём чёрном. На случай, если понадобится по сходной цене кого-либо из родных или близких усопшего или усопшей утешить.
 - Медленно и печально, как в анекдоте, - задорно отметила вдохновлённая А.П.
   Прохожие и проезжающие на автомобилях удивленно смотрели на женщину в белых одеждах, вышедшую с кладбища со счастливой улыбкой на лице. Здесь я сфотографировал А.П., сожалея, что не успел это сделать на выходе из сортира – в момент актёрской истины.
                                                  х                х                х
 - …Злые языки, Алла Петровна, уверяли, - вспомнил я, когда мы, набродившись по кривым тёмным затхлым улочкам, присели в кафе выпить холодной колы, - что Фурцева с Зыкиной друг в дружке души не чаяли. В баню ходили только вместе и вообще… Оказывается, и вы – не чаяли?
 - Я - чаяла! Это Галька Волчек, Олег Ефремов, Михал Алексаныч наш с ней шуры-муры…

Последнее обновление ( 18.11.2009 )
 
< Пред.   След. >
ГлавнаяБиографияТекстыФотоВидеоКонтактыСсылкиМой отец, поэт Алексей Марков