Часть I. Глава IV |
07.11.2009 | |||||||||||||
Страница 9 из 11 - Вы намекаете на то, что Россия – это непременно сумасшедшее? - Я говорю о крайностях характера. Полярностях, что ли. Которые показывал Достоевский. Не ограниченность, но безграничность. К вопросу, как спивается американец или финн, и как русский. «Братья» - это метафора, подразумевающая определенный тип, характер, верней, множество характеров. Но писал-то гений о русских людях. Не о шведах. Не об англичанах. Не о швейцарцах. А то выходит нечто усреднённое. Как евростандарт так называемый… Мерцали, переливались вдалеке огни какого-то города. Вблизи от «Белоруссии» в темноте прошелестел парусник. - Достоевский в «Идиоте» в финале писал: «И всё это, и вся эта заграница… одна фантазия, и все мы за границей, одна фантазия…» - Не говорите… Но, возвращаясь к первому вопросу моего интервью… - Неприлично затянувшегося, надо признать, - сказал Ульянов. - Ты посмотри на часы – почти два, скоро остров Страмболи. Пошли спать. - В первый день круиза я спросил, мечтали ли вы о путешествиях, о загранице? - Какой русский не мечтал?.. Но об этом потом как-нибудь. Концерт закончился. х х х Но не тотчас суждено мне было воротиться в каюту к жене, уснувшей после концерта. По дороге я встретил Марину, давешнюю экс-Мисс «Круиз», в вечернем декольтированном платье с обнажённой спиной и разрезом до бедра. Познакомился я с ней, похожей на иностранку и на загадочную героиню Светланы Светличной из «Бриллиантовой руки», утром у стойки бара «Нептун», констатировав: «You are very attractive!» Потом мы играли в пинг-понг, она угощала нас с Леной коктейлем, уверяя, что деньги для неё теперь не проблема, ругала почём зря Совок, смеялась над «Березками», рассказывала о своих друзьях и подругах по инязу, разъезжающихся по миру… В Генуе её должен был встречать богатый муж-итальянец. И начиналась новая жизнь. Но необходимо было проститься по-человечески со старой. - Пошли ко мне, - предложила она, рассыпав платиновые волосы по обнаженным плечам. – Так хреново на душе… Поболтаем, выпьем чуть-чуть… - Пошли, - не смог отказаться я. - …Я в Неаполе новый купальник прикупила, - сказала она, переодевшись в ванной, закурив. - Отпад, последний визг! Мои девки б в Москве все сдохли б. Если б увидели, - добавила, вновь погрустнев. - Хочешь посмотреть? - Интересно бы взглянуть, - машинально ответил я. – А в Москве твои девки все – б…? - Будто ты не в курсах, кузницей каких кадров является наш славный иняз имени Мориса Тореза? Зимой как-то идёт моя подруга, возле института эзгибиционист навстречу, раз – и распахнул пальто, под которым голо… Подружка моя приходит, смеётся: нашёл тоже место, да кого возле нашего Тореза этим удивишь?.. Золотисто-изумрудный, под цвет глаз, шёлковый халатик соскользнул на пол. Марина встала, сунула ноги в прозрачные пластиковые босоножки на высоченных каблуках, прошлась по каюте, слегка покачивая бедрами. Новый купальник был даже не мини-бикини, как те, в коих она красовалась у бассейна. Он вообще был чисто символическим – одна тесёмочка на сосках, параллельная – на бедрах и третья, перпендикулярная – где-то между ягодиц с нетронутыми еще солнцем узенькими полосками белой кожи и недобритыми волосиками спереди. - Нравится? – спросила, обволакивая меня туманно-изумрудным взглядом. – Нравлюсь? - Угу, - кивнул я, напомнив себе Никулина в номере у героини Светличной. - Выпьем? – Марина присела ко мне на колени, обняла за шею, закинула ногу на ногу. - Мне бы пива, - вдыхая запах французских духов, отвечал я, как в кино. - Вино! Только вино! Я в Неаполе взяла большую бутыль кьянти, ты пьёшь кьянти? - Пью. Она налила вино в стаканы, мы выпили. Я подумал о том, что ни одно путешествие в моей жизни не было таким кинематографическим. - Эффектный купальник? - Эффектный. Но неброский. Мягко говоря. - Настолько неброский, - выплеснула она мне улыбку прямо в лицо, - что с первого взгляда не определишь, есть он или его нету? Спорим? - На что? - На желание, - прошептала она мне на ухо, расплющив правую грудь о моё плечо. – Закрывай глаза. Я покорно закрыл. - Раз, два, три! – скомандовала Марина, выключив свет. Она стояла посреди каюты без купальника, насколько я смог разглядеть в отблеске луны и береговых огней, оставшись лишь в босоножках, приподнимая, как на фотографиях в эротических журналах, волосы руками. Выбритые, белеющие ее подмышки вдруг вызвали во мне тревогу: а если сейчас, в этот самый момент распахнётся дверь и вломятся в каюту Елена, А.П., Михаил Александрович, капитан корабля, ещё кто-нибудь? Как в «Бриллиантовой руке» ворвались в номер отеля «Атлантик»… Марина легла. - Иди ко мне, - томно прошептала, раздвигая слегка согнутые в коленях ноги с изящными длинными пальчиками с педикюром. Я медлил. - Ну, иди же, дурачок! В чём дело? Иди скорей… - Я лучше к себе пойду. - Почему, дурак? - Не получится. - А мне казалось, я тебе нравлюсь. Там, у бассейна, ты что-то такое залихватское сказанул. Какая я? Very attractive? - Очень привлекательная, - пробормотал я. - Но почему тогда?.. А-а, поняла! Ты боишься своего знаменитого тестя!.. Точно! И страх перед маршалом Жуковым сделал тебя импотентом! Ха-ха-ха-ха!.. Она долго в голос хохотала, размахивая где-то под потолком каюты бесконечными, смугло поблескивающими в полумраке ногами. - Я пошёл, - сказал я, отпирая дверь каюты. - Подожди, - она поднялась, накинула халат. – Давай покурим. И выпьем. На посошок. - Покурим. И выпьем. - Завтра же, верней, уже сегодня, через несколько часов – Генуя. Меня встретит мой муж Лоренцо Скакабаротти. И всё. - Почему всё? Начнётся твоя итальянская жизнь… Скажи, - спросил я, когда мы выпили и закурили. – Зачем тебе это надо было? – я кивнул на постель. - Тебе интересно, как писателю? – сказала она – и слёзы вдруг блеснули в глазах. - Мне кажется… - Тебе правильно кажется. И я уверена, ты будешь писателем. Если понял, что я не тебя, верней, не конкретно тебя хотела, а… - А кого же? - Значит, не понял… - она смахнула пальцем слезу со щеки. Помолчала. - Я через тебя, может быть… Ульянова хотела. - Ба! - И не потому, что как мужчина он мне так уж нравится, хотя, конечно, ничего... Есть мужики-актёры и помоложе, посексапильней. Олег Янковский, например, в которого я была влюблена. Саша Абдулов. Родион Нахапетов. Но Ульянов очень …русский. Мощный. И председатель колхоза, и маршал Жуков, и даже Ульянов-Ленин… - она отвернулась в темноту. – Ты будешь смеяться - у меня в чемодане моя октябрятская звёздочка с Лениным, которую мне в первом классе на Красной площади на грудь прикрепили… Может, я через него, через Ульянова, с Союзом, с Россией хотела проститься… - проговорила осипшим глухим голосом. – Может, я бы и не вздумала уезжать ни к каким макаронникам… Они жадные, как моя смерть, и совершенно нас не понимают. Если бы такой мужик, как он, встретился… - Вон оно что… - обескуражено вымолвил я, не зная, как реагировать. - А на что тебе посредник? Попробовала бы самого его, кхе-кхе… закадрить. Дама ты видная… - У самого, говорят, да я и сама здесь видела, жена такая - мало не покажется. - В этом ты права. У Аллы Петровны не забалуешь. |
|||||||||||||
Последнее обновление ( 18.11.2009 ) |
< Пред. | След. > |
---|