Часть I. Глава IV |
07.11.2009 | |||||||||||||
Страница 4 из 11 - Жаль, что не успеваем в Помпеи, - вздохнул я. - В принципе, можем и успеть, - сказал Джакомо. – Если повезёт, не попадём в пробку. Там сейчас показаны очень интересные раскопки Фиорелли. Раскапывая верхний слой затвердевшего пепла, археологи обратили внимание на образовавшиеся в нём пустоты. Заполненные гипсом, они оказались точными слепками жертв катастрофы… Рискнем? - За! – просунул я руку в открытый люк. – Голосуем! - Говорят, там такие фрески фривольные, - сказала А.П. – На стенах древних борделей, раскопанных археологами, такое изображено, что приличная тёща не поедет туда в компании с зятем. - Эх, Алла Петровна! А Стендаль, между прочим, в очерке «Рим, Неаполь и Флоренция» писал: «Самое любопытное, что я видел за своё путешествие – это Помпея. Чувствуешь себя перенесённым в античный мир и, имея привычку верить лишь в доказанное, тотчас узнаёшь больше, чем знает какой-нибудь ученый. Огромное удовольствие – оказаться лицом к лицу с античностью, о которой прочитано было столько томов». - Нет, рисковать не будем, - завершил дискуссию Ульянов. – Как-нибудь в другой раз. - А будет ли он, Михаил Александрович? – промолвил я – мой риторический вопрос завис и растворился в жарком вязком предвечернем воздухе Неаполя. - Помнишь, Миша, мы с тобой смотрели «Калигулу» в Тбилиси у дочки Джапаридзе? Или ещё в каком-то доме, не помню. «Пролетая над гнездом кукушки» с Джеком Николсоном там же смотрели – потрясающая картина!.. Тогда мало у кого эти видеомагнитофоны были. - Одного моего знакомого посадили, - заметил я. – Именно за «Кукушку». По 228-й статье дали полтора года. А могли впаять и три, с полной конфискацией. Вы как к этому относитесь, Михал Алексаныч? - Да глупость несусветная! – возмутилась А.П. – Я слышала, даже за просмотр мультиков по видео сажали… Но «Калигула» - да!.. Как там? «Я, Калигула Цезарь, повелеваю!.. – подавшись вперёд, забасила мне в ухо сидевшая на заднем сиденье тёща. - Кто самые богатые в нашем Риме?.. Кто самые похотливые?.. Имперский бордель – вот лучший способ пополнить казну империи!.. Пять золотых – и лучшие тела Рима, отточившие своё мастерство, пока мужья заседали в сенате, ваши! Жёны сенаторов восхитительны и ненасытны! Сенатор Марцелл! Твоя жена здесь всех распугает!» Ха-ха-ха! - Вы гениально могли бы сыграть, скажем, Агриппину, Алла Петровна, - польстил я. - Мессалину бы не могла? - Спрашиваете!.. Или даже Нерона. - Мели Емеля, твоя неделя!.. Это Алла Демидова всё Гамлета мечтает сыграть. - Высоцкий её не устраивал? - Не помню, кто-то из знаменитых то ли английских, то ли французских актрис потрясающе играл классические мужские роли. - Михал Алексаныч, - спросил я теснившегося впереди с Джакомо главу семьи, воспользовавшись общей размягчённостью, - считается, что по накалу, по глубине страстей, Ричард III – вторая роль у Шекспира. На первом месте всё-таки Гамлет. Не жалеете, что не довелось сыграть принца датского? - Никогда не представлял себя в роли Гамлета, - решительно, даже жестковато для антуража ответил Ульянов (видимо, достали его этим вопросом, подумал я). - Вы много Гамлетов видели? - Три-четыре. - Который из них больше задел? Произвёл впечатление? - Пол Скофилд. Может быть, потому, что это были первые гастроли в Москве. - А Гамлет Высоцкого? Автор вашего золотого «Председателя» Юрий Нагибин, да и многие московские интеллигенты, я помню, Гамлета Высоцкого активно не приняли. Так и говорили в ресторанах ЦДЛ, ВТО, на кухнях: «говно», прошу прощения, Алла Петровна. И вспоминали того же Скофилда, других англичан, нашего советского Марцевича… - Я считаю, интересная работа Высоцкого, - сказал Ульянов, глядя на исподволь нехотя остывающий к вечеру Неаполь. - Вот эта его заземлённость, русифицированность что ли, русскость мне понравились. - Потому что Михал Алексаныч у нас не московский интеллигент, - с ухмылкой прокомментировала А.П. - Нет, просто не люблю, когда выпендриваются, - сказал Ульянов. – Ты про рецензии в газетах спрашивал, - напомнил он мне. – После нашей премьеры «Антония и Клеопатры» Любовь Орлова писала в маленькой рецензии в «Огоньке», что весь спектакль пронизан страстью и яростью Антония – Ульянова, который больше солдат, чем император и государственный человек. Что именно это и хорошо. С открытой грудью, с распахнутым сердцем, такой понятный и такой сегодняшний… Это Любовь Орлова писала, потому, может быть, я и запомнил – одна из самых артистичных артисток нашего кино… - Ульянов мельком взглянул на А.П., едва-едва, лишь для своих заметно сведшую брови над переносицей, – и умолк. - А ругали сколько, Миша! – будто ответный укол нанесла она. - Да, многие критики и зрители не приняли моего Антония. Как раз потому, что сочли его уж больно близким, заземлённым. Каким-то деревенским надсадным разгульным мужиком. Римский император всё-таки, владевший «половиной мира». Где, мол, осанка, особость имперская? Но я сыграл своего Антония… - помолчав, сказал Ульянов. – А знаете, что Плутарх писал? Коли уж мы здесь, в Римской империи… «Антоний был сластолюбив, пьяница, воинственен, расточителен, привержен роскоши, разнуздан и буен, а потому… он то достигал блестящих успехов, то терпел жесточайшие поражения, непомерно много завоёвывал и столько же терял, падал внезапно на самое дно и вопреки всем ожиданиям выплывал. Он был простак и тяжелодум и поэтому долго не замечал своих ошибок, но, заметив, бурно раскаивался… Ко всем этим природным слабостям Антония прибавилась последняя напасть – любовь к Клеопатре, разбудив и приведя в неистовое волнение многие страсти». - Так можно было и почти любого вашего героя охарактеризовать, - заметил я. - Рогожина, Митю Карамазова, хоть они и не императоры, Диона, Степана Разина… - Я сыграл своего Антония… «Миша всегда пытался уходить от однозначного решения, никогда не боялся быть на сцене неприглядным, предстать в невыгодном для себя и даже в отрицательном свете, что является, безусловно, свидетельством таланта, - рассказывала мне Галина Львовна Коновалова, давняя, ещё с военных времён подруга Аллы Петровны, бессменная заведующая труппой Театра Вахтангова. – Они и с Рубеном Николаевичем Симоновым, когда тот ставил последний свой спектакль, «Варшавскую мелодию», спорили до хрипоты, весь театр дрожал. Михаил Александрович всё время пытался свой образ разнообразить, усложнить и почти отрицательным сделать, а Рубен Николаевич видел его в конфликте хорошего с отличным… Когда Ульянов работал Антония в спектакле «Антоний и Клеопатра», прошёл слух, что на Арбате одна пожилая дама продаёт портрет Наполеона очень хорошего художника XIX века. И Миша попросил меня сходить разузнать, поторговаться. Дама оказалась из старой арбатской интеллигенции, вся утончённая, в шляпе с пером. Ну, стала я торговаться, уступите, говорю, чуточку, это же такой замечательный актёр хочет купить, Михаил Александрович Ульянов, у нас тут театр напротив… «Кто хочет купить?» - насторожилась дама. Я повторила – мол, Митю Карамазова играл, Председателя… «Это тот, который Антония играет? – уточнила она таким тоном, что я поняла: ничего у нас путного с Мишей не получится. – Да он же не царём, не императором, не Цезарем сыграл Антония, а каким-то полотёром! Да я ему не то что уступить, ни за какие деньги не продам моего Наполеона! Вы поняли меня? Ни за какие, так и передайте!» Я спускалась по лестнице, а на весь гулкий арбатский подъезд неслось сверху: «Полотёр!» Когда рассказала ему о своём неудачном визите, он очень смеялся. А вообще Миша сам покупал живопись, например, разыскал и купил на каком-то развале картины замечательного художника Жуковского, любил многокрасочность, к чему и сам на сцене стремился». - …И я всё-таки уверен, что самое существенное в актёрском деле – всегда петь своим голосом, - говорил Ульянов в Неаполе. - Пусть маленьким, но своим. Нет более жалкой картины, чем пыжащийся актер, говорящий не своим голосом. На это так же тяжело и стыдно смотреть, как на подкрашивающихся стариков. Но не к месту все эти рассуждения, Сергей… Не доехав до порта несколько сот метров, мы попросили Джакомо остановиться и, подарив наш джентльменский набор – матрешку, октябрятскую звездочку с портретом Ленина в кружочке, палехскую шкатулку, - простились с ним, чтобы размять затёкшие в машинёнке ноги, пофотографировать. |
|||||||||||||
Последнее обновление ( 18.11.2009 ) |
< Пред. | След. > |
---|