Карточный домик. Повесть |
07.11.2009 | |
Страница 7 из 19 Но забыть, забыть. О чем-нибудь другом думать. Я никогда не жил в настоящей гостинице. Мы с мамой ездили в другие города, но останавливались у родственников или у знакомых. Однажды в общежитии. И в Доме колхозника, где шесть человек в комнате. А здесь и всю жизнь можно было бы прожить. Картина Саврасова «Грачи прилетели». Тумбочки лакированные. Люстра. Графин. Телевизор опять-таки, который надо будет настроить. Хотел сам забронировать номер, позвонил еще в апреле. Но, оказалось, что это невозможно. Даже Олиному отцу удалось с большим трудом. Опять Семен Васильевич. «Что бы мы без папы делали?» – сказала Оля, узнав, что и билеты на поезд в свадебное путешествие нам достал ее папа через своего давнишнего знакомого полковника, ведающего воинскими кассами. А Семен Васильевич, похлопав меня по плечу, сказал: «Эх ты, пехота». Я ответил, что служил не в пехоте. Но когда он начинает говорить, то не слышит никого, а потом, смачно зевнув, лязгнув стальными коронками во рту, уходит, ложится спать. И он сказал, приготовившись к зевку: «Все вы – пехота». За дверью ванной стало тихо. – Черт побери! – ругалась Оля, вращая краны. – Ну я так и знала, ну просто уверена была, что вода кончится. Мне везет. Тихий ужас прямо! Слава богу, хоть мыло успела смыть. Она вышла в длинном махровом халате, с мокрыми взъерошенными волосами. Улыбнулась. – Почему ты мне не говоришь «с легким паром»? – С легким паром. – Чертов водопровод. Чуть-чуть воды не хватило для полного кайфа. Что ты стоишь, как истукан? – А что мне делать? – Во-первых, не грубить. А во-вторых, быстренько обнять свою девочку и поцеловать. И сказать, что любишь. Учить тебя всему... – Крепко обнять? Чтобы мы с тобой стали одним? – Конечно. Только с ума опять не сходи. Потом, когда высушила феном волосы и накрасилась, она сказала: – Глупый ты. Как ты не понимаешь, что я хочу, чтобы у нас с тобой все красиво было. А не так. Она надела клетчатую красно-черную юбку, кожаный пиджак и туфли на высоких каблуках. – Возьми плащ, замерзнешь, – сказал я. – Ты что, забыл, что скоро лето? Мы вышли. В Москве в это время совсем уж темно, а здесь ночь все не наступала. Бледно-зеленое в коричневатых разводах небо за темными резными силуэтами старых домов было похоже на театральный задник. Оля взяла меня под руку, и мы чинно двинулись от площади по проспекту мимо тускло освещенных витрин. Народу было много, поблескивали в толпе ордена и медали фронтовиков, приехавших в город на День Победы. Завтра с утра будут митинги, встречи, слезы, цветы, песни, а сегодня фронтовики не спеша дефилировали по проспекту и улицам, асфальт которых остался не исковерканным гусеницами «тигров» и «пантер», хотя были немцы совсем близко. – Папу в нескольких километрах от города ранило, – сказала Оля. – Хорошо, что мы сюда приехали, правда? Я бы ни за что не пошла под фатой к Вечному огню или еще куда-нибудь. А вот так приехать в город... Ты не обижайся на папу, когда он тебя учит. Он ведь жизнь прожил. И какую. – Я и не думал обижаться. – Если бы не они... – сказала Оля, глядя на фронтовиков. – Представляешь, они совсем молодыми тогда были. Как мы. Или даже еще моложе. И вот теперь впервые, может быть, с тех пор встречаются. Представляешь? – Представляю, – ответил я, хотя плохо себе это представлял и однажды сказал Оле, но она назвала меня циником. А меня действительно удивляло, что так много народу знало друг друга на войне. Я вот, например, не знал почти никого даже из соседнего ДШБ, в котором служил раньше Павел. И нас, батальон специального назначения, они знали плохо, и однажды их борзый прапор, едва ли не вплотную подойдя, открыл огонь из пулемета с брони по двум нашим ребятишкам, спускавшимся с сопки, – за «духов» принял. – Я так люблю, когда папа рассказывает про войну, – говорила Оля. – Он иногда про одно и то же по-разному рассказывает, но ведь столько лет прошло. Страшно. Мне иногда снится война: родители потеряли меня, я куда-то бегу, а вокруг бомбы, взрываются... Знаешь, о чем я думаю, когда просыпаюсь после таких снов? Я Бога или еще кого-то там благодарю за то, что у нашего поколения войны не было. Это страшно. Мы даже представить себе не можем, как это страшно. Смотри, – Оля указала подбородком на низенькую коренастую женщину, могучая грудь которой была увешена орденами и медалями, переливающимися в бликах фонарей. – Да, – сказал я. – А почему ты свой орден никогда не надеваешь? – спросила Оля. – Ты его взял с собой? – Взял, – сказал я. – А когда мы поедем к твоему Онегину? – К Игорю Ленскому? Съездим. 7 Мы вышли на набережную. Немного постояли и пошли вдоль чугунной ограды. Вода была темно-бурой, в ней отражались сморщенные, точно подушечки пальцев от стирки, огни. Я взял Олю за руку, а она вдруг рассмеялась. |
|
Последнее обновление ( 15.12.2009 ) |
< Пред. | След. > |
---|