«Считаю себя
абсолютно русским, даже более чем»
— Только Путиным? Я часто вот о чем думаю. В других странах, говорю о цивилизованных, не о Кампучии—Камбодже и Зимбабве, каждое следующее поколение опирается на то, что сохранено, приумножено и накоплено предыдущими. А у нас — каждый раз будто заново начинаем, из пепла восстаем, возрождаем разрушенное ценой нечеловеческих усилий, проявляя чудеса массового героизма… Но мы отвлеклись, вернее, начали разговор не совсем на тему. Итак, вы, Вахтанг Ражденович, много десятилетий в гостиничном бизнесе, которому посвящена данная книга. Вы в нем — не побоюсь громкого слова — легенда. Как пришли в него, почему? Из какой вы семьи?
— Из семьи служащих. Родился в Абхазии, в Сухуми в 1944 году. Кто по национальности — не знаю. Наверное, по национальности грузин, по происхождению русский. Вот у евреев, допустим, национальность определяется по матери. У меня мать русская. Отец был грузин. Но я, к сожалению, грузинского языка не знаю, у нас дома говорили только по-русски, да в Сухуми вообще все говорили по-русски. Учился в русской школе, педагогический институт закончил с дипломом преподавателя русского языка и литературы. В общем, имя, отчество и фамилия у меня грузинские, но сам себя считаю абсолютно русским, даже более чем.
— Более чем? Знаете, анекдот есть, вернее, был в советские времена. «Грузины лучше, чем армяне!» — утверждали соотечественники вашего батюшки. «Да чем лучше-то?» — «Чем армяне!» А вы чем, Вахтанг Ражденович?
— Так себя ощущаю.
— Были, естественно, коммунистом?
— Конечно. В двадцать три года вступил в партию. И не ради карьеры, как многие, а по убеждениям. Отец у меня был одним из первых большевиков в Закавказье. И всю жизнь занимал высокие посты, только министром сельского хозяйства Абхазии был семнадцать лет, возглавлял всю табачную промышленность, а вы представляете, что значил табак для фронта? Отец дружил со многими известными людьми, был близким другом Николая Викторовича Подгорного, Председателя Верховного Совета СССР, он бывал у нас дома, я его хорошо помню.
— В армии служили?
— Служил недолго после института. Потом преподавал в старших классах в школе русский и литературу. После чего в 1969 году ушел в систему «Интурист». Вначале был инспектором, потом заместителем управляющего отделения ВАО «Интурист» по Пицунде, там в 1968 году запустили корпуса, которые мы взяли в долгосрочную аренду. И поехали туристы — сперва из капстран. Потом из так называемого соцлагеря — Чехословакии, ГДР, Польши, Румынии…
— А чем объяснить, что сперва — из кап., а потом уже из соц., свои?
— На волне общего интереса в мире к СССР поехали. Но не было достаточного сервиса — их как ветром сдуло.
— Та волна была после ввода наших танков в Прагу?
— В том числе.
— Все время мы волны гоним по миру, а чтобы стабильно хорошо работать — так нет. Может, просто скучно становится, надоедает?
— Может.
— А Пицунда ведь была одним из лучших, если не лучшим уголком в стране. Я, например, по сей день храню к ней любовь: чистейшее море, самшитовые рощи, реликтовые сосны, мидии на костре, розы, шепот, легкое дыхание, трели соловья… А у вас какие о Пицунде воспоминания?
— Самые светлые. Красивая была работа. Это время я вспоминаю, как сказку. Кстати, управляющим «Интуриста» в те времена был Рем Багабш, царство ему небесное, старший брат нынешнего Президента Абхазии Сергея Багабша. Пицунда была райским местом! Там были доброта и щедрость и не было вражды — имею в виду межнациональную. У нас в Сухуми, городе поистине интернациональном, жили и абхазы, и грузины, и евреи, и греки… Сладкие воспоминания детства, юности: греки держали маленькие кофейни с очень крепким вкусным кофе, ловили рыбу, гречанки ходили по дворам, носили большие плетеные корзины, устланные виноградными листьями, полные живой, еще трепещущей и переливающейся на солнце всеми цветами рыбы — барабулька, ставрида, кефаль, — и кричали: «Рыба! Рыба!» Замечательный город был. А потом все стали разъезжаться: кто в Израиль, кто в Грецию, кто в Грузию,… когда эта несчастная война началась.
— Да уж, счастливой ее никак не назовешь. Я недавно побывал в Абхазии по приглашению главы тамошней православной церкви батюшки Виссариона. Чудесный, кстати, батюшка, пришедший к Богу из разбойников, чуть ли не вор в законе — и очень добрый и чистый, по-моему, человек. Во время той войны он и абхазов, естественно, спасал, но и грузин спасал, всячески поддерживал… А вообще я такого там про войну наслушался, когда шел брат на брата, например, один из родителей — грузин, другой — абхаз… упаси Господи! И в Пицунде тоже побывал, поностальгировал. Разрушенные скульптуры, фонтаны, автобусные остановки, исполненные в солнечно-экспрессионистском стиле молодым еще Зурабом Церетели… Дом творчества Союза кинематографистов Грузии, помните, расположенный в самом лучшем месте, в сосновой роще, — там сейчас, уже почти двадцать лет спустя после войны, ощущение такое, что прошли вандалы, а потом был нанесен прицельный ядерный удар.
— Горько мне все это сознавать!